I sit cross-legged and try not to levitate too much! (с)
Автор: logastr
Иллюстраторы: Vincha (заглушки и иллюстрация), СЮРприз* (иллюстрация №1, иллюстрация №2) Екатерина Элвивуд (иллюстрация №1, иллюстрация №2)
Жанр: сказка
Рейтинг: PG-13
Размер: 16 500 слов
Пейринг/персонажи: Дейенерис, Джорах, Санса, Сандор, Роберт, Нед, Серсея, Джоффри, Б. Селми, Тирион, Джейме и др.
Саммари: все сюжетные совпадения с пьесой А. Н. Островского и оперой Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка» не случайны.
Предупреждения: АU, OOC, много пафоса, сказочной наивности и штампов.
Ссылки на скачивание: docx || epub || FB2
Вся от глаз до пят
Мехом поросла
Густым и мокро-волокнистым,
В каждой волосинке – ость.
Дай мне знак!
О, теперь я заставлю Тебя!
Медведь! Страшный гость.
Ел. Щварц
— Ох, как же я люблю зиму! — маленький Нед, весь раскрасневшийся с мороза, с горящими глазами вбежал в горницу, принеся с собой острый свежий запах снега.
— Тише, барагоза! — шикнула на него мать. — Малышку напугаешь! Да не целуй, не тискай ее холодными-то руками, застудишь!
Нед Старк, черноволосый и сероглазый наследник Винтерфелла, поспешно спрятал руки за спину. Его мать — южанка с длинной светлой косой едва ли не до пола, склонилась над младшей дочерью, родившейся под самую зиму, в темном бесснежном ноябре, и воркуя над ней, унесла в угол к колыбели, чтобы уложить.
Нед, не в силах сдержать все еще кипевшего в нем восторга, подскочил к старой женщине, сидевшей у окна и безучастно смотревшей в заиндевелое стекло.
— Бабушка, бабушка! Мы слепили крепость! Точь в точь — Красный Замок в Королевской Гавани!
Бабушка медленно повернула голову и посмотрела на внука. Каждый раз Нед смущался — ему казалось, что бабушка от старости забывает его и вспоминает, только встречая взглядом.
Она и вправду была так стара, что большую часть времени ее мысли словно бы бродили где-то не здесь. На самом деле она была бабушкой отца Неда, Брандона Старка и матерью его деда — Эддарда Старка, в честь которого назвали Неда и которого он совсем не помнил.
— Нед, — сказала бабушка и положила сухую руку на вихрастую голову мальчика, — замок в Королевской Гавани — сущее убожество! Лучше скажи, сильно ли зябко на дворе? Мороз щиплет уши и нос, или забирается за воротник? А может быть, пробирает до самых костей?
— Нет, — рассмеялся Нед так звонко, что снова разбудил сестренку в колыбели. — До костей не пробирает, у меня тулуп из волчьей шкуры!
Бабушка кивнула и удовлетворенно улыбнулась. Когда она улыбалась, морщины, почти полностью составлявшие ее лицо, собрались в ямочки на щеках, и внимательный наблюдатель, не такой как Нед, непременно понимал, что когда-то она была настоящей красавицей.
— Бабушка Санса, — сказал Нед, усаживаясь на лавку, устланную лоскутным половиком, — а расскажи что-то…
— Что же тебе рассказать? — спросила она, по всему видно, готовая к такому повороту, — про Грамкина, про Последнего Великана или про Драконов?
— Нет, расскажи про Длинную Зиму. Вот ведь я бы, кажется, так всю жизнь и катался бы на салазках, лепил бы с Рикардом и Лисичкой снежные замки, да отламывал бы ледяные сосульки с крыши сарая. Ан нет — уже снег липкий, рыхлый и ледяные накатанки на дорожках протерлись до земли. Скоро все потечет, и уж не покатаешься с горки, не пороешь снежных нор.
— Не боишься зимы?
— Нет, совсем не боюсь!
— А я боюсь, — вздохнула Санса. — Потому что помню…
***
В глубине Шепчущего леса, занесенного снегом так, что молодые ели, не успевшие за лето вырасти достаточно, полностью скрываются под снегом и там же погибают, очень тихо. Здесь нет зверья и птиц — те, кому удалось выжить за десять лет зимы давно перебрались поближе к человеческому жилью. Но и людей тоже нет в Шепчущем лесу. Людей в Вестеросе вообще осталось немного.
Говорят, лютоволки свободно заходят в главный зал Винтерфелла и ложатся у камина, не обращая внимания на уцелевших домочадцев лорда Старка. В Хайгардене прямо из окон замка видны поредевшие стада истощенных оленей, отчаянно раскапывающих снег в поисках еды. Лорд Мейс выпустил из зверинца любимого гепарда, в надежде, что тот сам прокормится, но тот даже не попытался охотиться — лег у ворот замка, подергивая взыбленной холкой и издох. На Трезубце лед стал таким толстым, что проделывать полыньи приходится по целым неделям, сжигая драгоценные дрова. А потом, чтобы забросить в получившуюся полынью сеть, приходится спускаться в темный синий колодец в два человеческих роста глубиной. И в сети эти с каждым разом попадается все меньше рыбы.
В Королевской Гавани дела обстоят лучше — некоторые смельчаки выходят рыбачить в не замерзшее устье Черноводной, несмотря на постоянный сильный ветер с моря. Море бушует. Шторм начался на третий год зимы и отъел у города уже почти половину, полностью разрушил внешнюю стену Красного Замка и сорвал вершину с Белой Башни. Гигантские волны под черными тучами бьются в берег неутомимо, словно насылаемые злой волей. По городу ходят слухи, что в клубах черных туч видели щупальца кракена. В Королевскую Гавань постоянно стекаются жители вымирающих городов и деревень, но даже лорду с сундуками полными золотом тут не уступят лучшего места в гостинице, не подадут молочного поросенка к столу. Зима стерла разницу между рыцарем и холопом, септоном и гулящей девкой. Люди тщетно молят о приходе весны Семерых, Старых Богов и огненного Рглора.
В Цитадели Староместа школяры и старые заслуженные мейстеры бьются только над одной загадкой — как заставить зиму отступить.
В самой середине Шепчущего леса, в сердце зимы, встретились двое. Один был высокий и худой, словно обтянутый кожей скелет. В глазницах его вытянутого черепа ярко горели синие нечеловеческие глаза. При каждом его шаге ледяной пронизывающий ветер сдувал снежные шапки с вековых елей, и тонкие зеленые иглы становились прозрачными и тонко звенели, словно далекие бубенцы.
Навстречу Ледяному Старцу шла Дева. Под ее невесомыми шагами на высоких сугробах не сдвигалось ни снежинки. От ее длинных золотых волос исходил аромат трав и цветов, а улыбка, сиявшая на прекрасном лице, согревала даже в такой лютый мороз.
Они встретились на круглой поляне. И лес кругом этого места весь обратился в сверкающий, чистейший лед.
— Привет тебе, муж мой, — сказала прекрасная голосом, звенящим точно капель, — довольно ли ты погулял?
Когда заговорил старик, казалось, что это ледяные деревья скрипят и трескаются.
— Неплохо. В этот раз не осталось ни уголка, ни единого дома, куда бы я не проник и не расположился, как хозяин. От края до края — всему я хозяин и господин. Слышишь, как звенит лес? Это моя музыка, моя песня!
По мере того, как слова выходили из его рта, черты его становились все более похожими на человеческие, словно людская речь меняла его.
— Слышу, — ответила Дева. — Но все-таки пора тебе уходить. Не вечно же тебе студить эту землю! — она провела благоухающей рукой по ближайшему стволу и он из ледяного снова сделался черным, мокрым и живым.
— Не уйду, Рейла! — вскрикнул старик, сердясь. Его лицо стало совсем человеческим, капризным, нервным. — Как я могу оставить её? Нашу дочь! Единственную девочку, которая у нас есть! Не смей даже предлагать мне это!
Рейла тоже изменилась — ее чудесные волосы сами собой собрались в косы, на виске засеребрилась седая прядка, а у губ появились скорбные складки.
— Я могла бы присмотреть за ней, Эйерис. Она и моя дочь тоже…
— Нет! Никогда! Ты распутная, распутная девка! Тебе бы только щебетать и прыгать с ветки на ветку, словно птахе. Ты не свила гнезда при жизни, ты кукушка, бросившая ее, едва она родилась!
Рейла не выдержала и отвернулась. Эйерис был безумным, страшным и несправедливым, но он был отцом ее дочери.
— Где она? — спросила Рейла, не оборачиваясь.
— В надежном месте, — проговорил Эйерис тихо. — Никто не найдет мою девочку посреди бушующего моря, на Драконьем камне.
Рейла обернулась, и удивленно посмотрела на мужа.
— Ты держишь ее в тюрьме?
— Она ни в чем не нуждается! — взвизгнул он. — Ей прислуживают кракены, водяные драконы и русалки!
— Она не слышит человеческой речи!
— Бури поют для нее колыбельные!
— Ей нужны подруги, песни и танцы, наряды и…
— Рыцари! Этого я и боюсь, почему ты не можешь понять! Сейчас она неуязвима, а стоит ей полюбить — любая искра обожжет ее, любой солнечный луч превратит в ничто! Не злись на меня, — он протянул руку и дотронулся до волос Рейлы…
Она отпрянула, словно он сделал ей больно. Снежный вихрь закружил по поляне, унося Эйериса, Ледяного Старца, Великого Иного.
— Спроси ее саму! Обещай, что спросишь ее саму! — успела крикнуть Рейла, прежде чем снова стать Вестницей Весны, Девой с ароматом любви в золотых волосах.
Когда снежный вихрь утих, в сердце Шепчущего леса снова воцарилось ледяное безмолвие. Тогда Дева пошла по поляне, прикасаясь к каждому заледенелому стволу, к каждой веточке, которые оживали под ее руками. Она не могла растопить лед, смягчить холод, дать умирающим под слоем снега корням напитаться соком, но она пробуждала в замершем лесу память о солнце и надежду…
***
В Узком море бушевал нескончаемый ураган. Когда Дейенерис вздумывалось посмотреть в окошко на игру ветров, она видела в бурных вихрях призраки когда-то утонувших кораблей, тени драконов и слышала в грохоте волн эхо давних сражений, о которых читала в старых книгах, пахнувших мышами и плесенью. На какое-то время эти видения занимали ее. Если же она не хотела следить за бурей, то звала водяного дракона Ирри, маленького и шустрого, словно котенок. Они играли с Ирри в прятки и догонялки, а вот в кайвассу Ирри играть не умел.
В кайвассу Дейенеис играла с русалкой, жившей во внутренней гавани Чертогов Драконьего Камня. Она приносила доску к самой воде, расставляла фигуры, а потом нагибалась и опускала лицо в ледяную зеленую воду, чтобы позвать подругу на русалочьем языке. Иногда та не отзывалась, плавала где-то так далеко и глубоко в море, вместе со своими соплеменниками, что не слышала зова. Но чаще Дени слышала ответный клекот и, через мгновение, тихая поверхность гавани взрывалась тучей брызг. Русалка взмывала вверх в этом фонтане, переворачивалась в воздухе и потом свечой уходила назад в воду.
Дени была очень привязана к Дрог уже за то, что она была похожа на человека, по крайней мере сверху. У нее было человеческое лицо с большими темными глазами, смуглая кожа, покрытая синей чешуей на плечах и груди, и черные длинные волосы, заплетенные в косу. Дрог умела играть в кайвассу, делать кульбиты в воздухе и переносить Дени с одного берега гавани на другой в считанные секунды, но на общем языке Дрог знала только «да» и «нет», а Дени плохо знала русалочий.
Дени чувствовала себя одинокой. Поэтому, когда отец, явившись в снежном вихре, спросил, не хочет ли она перебраться поближе к людям, она сказала «да», улыбнулась и, на всякий случай, кивнула.
— Что ты жаждешь получить от них, глупая? Они злы, трусливы и подвержены порокам. — Эйерис шагнул из ветра в горницу к дочери.
— Ах, папа! — Дени прильнула к отцу, который принял человеческий облик. — Мне нравятся их сказки, легенды, сказания о турнирах и рыцарях! Пусти меня к людям, пусти, миленький!
Эйерис покачал седой головой. Теперь он был больше похож на седовласого высокого короля, как их рисуют на картинах, чем на Ледяного Старца. Глаза его смотрели на дочь с нежностью, а рот в обрамлении белоснежной бороды, ласково улыбался.
— Дитя, не знаешь ты, какими опасными могут быть люди! Как они обманывают, как предают!
— Любят, папа! Любят!
— Вот это для тебя самое страшное, глупая девочка. Пока твое сердце спокойно, как здешняя гавань в Чертогах, тебе ничего не грозит — ни голод, ни холод, ни жажда, ни жара. Но только лишь стоит тебе полюбить, как всякий сможет обидеть тебя, огонь, жаркие солнечные лучи погубят тебя.
— Я не боюсь!
Эйерис погладил ее по волосам.
— Что ж, отпущу тебя, раз ты так этого хочешь. Там, среди людей, у меня нет такой власти, но мать — Эйрис нахмурился — твоя мать обещала присмотреть за тобой. Вот, она передала тебе подарок, — на раскрытой ладони, покрытой глубокими морщинами, он подал Дени дрожащий, покрытый капельками влаги, но все-таки живой цветок. На тонком светло-зеленом стебле подрагивала нежная желтоватая чаша, окруженная тремя снежно-белыми лепестками. От цветка исходил едва уловимый запах, но в нем Дени услышала и тепло солнечных лучей, и свежесть талой воды, и волшебную радость. Это был запах весны!
— Какое чудо! — воскликнула Дени и осторожно взяла цветок за тонкую ножку.
— Это еще не чудо, — фыркнул отец. — Чудеса тебе понадобятся там, среди людей. Запомни, Дейенерис, рожденная Бурей, три лепестка морозника — это три твоих желания.
— Любых?
— Не всех, только самых заветных, — ответил отец.
***
Старый рыцарь, казалось, не чувствовал холода. Он сидел посреди собственного замка в выстуженной, давно не топленой зале в высоком кресле, опираясь сухими руками на клюку и полуприкрыв глаза. Иней не был заметен на его седой бороде, но зато отлично виден на меховом воротнике шерстяного плаща. Он приходил в эту залу каждое утро после завтрака, садился в кресло и сидел до самого вечера, когда усталая ворчливая служанка по имени Шара подавала ужин. Каждый раз, когда она приходила в залу, сообщить об этом господину, она побаивалась, что тот уже умер и не поднимется на ее зов. Но всякий раз он едва заметно вздрагивал, слыша ее голос, потом медленно поднимался и брел, шаркая ногами, в столовую. Там он съедал приготовленную пищу, неизменно благодарил, хотя Шара и сама прекрасно знала, какая дрянь ее стряпня. Да и то, из мерзлой брюквы и овсянки не сделать ничего путного. Для хозяина Шара отрезала тонкий, с ее палец толщиной, шмат сала от окорока, привязанного под самым потолком кладовой. Сама перебивалась так, хотя старик и не заметил бы недостачи. Но Шара считала, что если она будет есть то же, что и хозяин замка, в мире, и без того вывернутом наизнанку, совсем не останется порядка.
Старый рыцарь когда-то был молод и силен. Его имя было прославлено в турнирах, а сам он носил белый, как снег за окном, плащ поверх серебряных доспехов с золотой отделкой, и стоял у трона, на котором восседал король. Шара никогда не была в Королевской гавани и не видела Железного трона, и в ее воображении он был точно таким, как то кресло в главной зале замка, в котором сидел старый рыцарь. Только из железа. «Как это король не примерзает задом к своему трону», — думала Шара, помогая рыцарю подняться.
Иногда, пока Шара вела старика наверх в спальню по узкой лестнице, он принимался рассказывать ей что-то про старых королей и про турниры и войны, про львов и драконов. Но все эти рассказы начинались не сначала и обрывались не концом, поэтому Шара не очень хорошо их запоминала. Однако усвоила, что старика когда-то называли «отважным», и он спас короля из плена. Какой-то из королей, Шара не могла запомнить, какой именно, подарил старику этот замок, но отобрал белоснежный плащ. И великую зиму старик доживал одиноко в холодном замке. Правда, Шара думала, что теперь и в Королевской Гавани едва ли теплее.
В то утро Шара заспалась, кутаясь в ветошь на своей лежанке в замковой кухне. Печь давно остыла, но вставать все равно не хотелось. В маленькое слюдяное оконце кухни едва проникал синий свет, по которому было не понять, наступило ли уже утро. Шара все-таки уговорила себя подняться, потому что спать в таком холоде все равно было невозможно. Стуча зубами, Шара натянула на голову толстую шаль, сунула ноги, уже обутые в меховые онучи, в огромные сапоги, надела рукавицы, взяла ведро, вздохнула и толкнула дверь во двор. Дверь подавалась с трудом, потому что за ночь ее порядком занесло снегом, и Шара успела немного согреться от усердия, пока, наконец, сумела вылезти наружу.
Свет все еще был голубовато-серым из-за низких облаков, но прямо посреди двора в свежем сугробе ее ждало нечто необычное. Ведро выпало у Шары из рук.
Девушка была одета в легкую белую шубу, расшитую золотом, серебром и драгоценными камнями. Легкие красные сапожки из мягкой кожи и пушистую шапочку. Ее белая кожа словно бы светилась, а большие глаза, яркого лазоревого цвета, смотрели на Шару удивленно.
Шара закрыла рот и поклонилась.
Девушка улыбнулась и повторила за Шарой поклон.
А потом произнесла голосом, подобным весенней капели:
— Приветствую тебя, добрая госпожа.
Шара так и обомлела.
— Какая ж я госпожа, м’леди… я кухарка и постирать ежели чего… А вы, м’леди, к м’лорду Селми? — Шара засуетилась, потому что принимать таких гостей старому рыцарю уже давно не приходилось.
— К милорду, — согласилась барышня. — И к вам, добрая госпожа.
— Так заходите, заходите в тепло, м’леди, — сказала Шара и попыталась пошире открыть занесенную снегом дверь.
Девушка проскользнула внутрь, и Шара позвала ее.
— Идите сюда, к печи. Озябли небось?
— Озябла? Нет, я не мерзну, добрая госпожа, — ответила миледи, но к печи все-таки подошла, с любопытством заглянула прямо в топку и протянула руки к углям.
— Ох, не ожгитесь!
Миледи отдернула руку и посмотрела на свои слегка покрасневшие пальцы.
Вот чудо расчудесное, подумала Шара, мне бы до кости прожгло.
— Погодите, миледи, — сказала она, — я отведу вас к милорду, да заодно снесу ему, да и вам, завтрак. Гостей мы не ждали, так что не обессудьте.
Шара принялась собирать нехитрую снедь на изрядно засаленный поднос, но краем глаза все поглядывала на удивительную гостью. В тепле щеки девицы едва-едва порозовели и она сделалась еще прекраснее. Только, видать, не в порядке ее головушка, подумала Шара, видя, с каким любопытством леди разглядывает кухонную утварь, сковороды и котелки, сложенные на полках.
Милорд сначала не расслышал слова Шары о важной гостье, расслышав — не поверил, и только увидев девицу, стоявшую в дверях залы с широко раскрытыми от восторга фиолетовыми глазами, привстал в своем кресле:
— Приветствую вас, госпожа, в моей одинокой обители.
Гостья поклонилась:
— Здравствуйте, милорд.
— Позвольте узнать, из какого благородного дома вы происходите. Глаза мои уже не те, и я никак не могу признать вас. Чья вы дочь?
Миледи улыбнулась чуть грустно.
— Я сирота, милорд. И буду дочерью тому, кто захочет этого. Хотя бы вот вам? Примите ли вы меня?
Милорд покачал седой головой, стряхивая старческую истому, и, к изумлению Шары, сам поднялся из кресла навстречу девице.
— О, я почту за честь, миледи. Но как зовут вас?
— Дейенерис.
Старик раскрыл объятия и девица с радостью припала к груди своего названного отца.
***
Король Роберт Баратеон, первый своего имени, сидел на троне из сплавленных мечей в огромной медвежьей шубе, которую, несмотря на холод, царивший в Тронном зале, распахнул на широкой груди. Лицо короля было красно от вина, которым он согревался и от гнева.
— Проклятая зима! В лесу не осталось дичи даже для короля, в гавани бушует непрекращающийся шторм, мой народ мрет быстрее мух-однодневок, а я могу только сидеть тут и слушать вой ветра между колонн.
Верховный мейстер Пицель покачал седой головой:
— Мейстеры цитадели рассчитали, что зиме осталось недолго, ваша величество.
— Мейстеры цитадели — жалкие растяпы или лгуны! — загремел король. — Полгода назад ты говорил мне тоже самое, и где, где она, твоя весна, а?
— В расчетах допустима некоторая погрешность… — ответил мейстер, но в его голосе не было уверенности.
Оруженосец поднес королю кубок, вновь наполненный горячим вином, и поэтому Роберт только махнул на мейстера рукой.
Сделав добрый глоток, он оставил Пицеля в покое и поискал кого-то глазами среди собравшихся перед троном придворных.
— Где десница? — проревел он, так и не найдя искомого. — Где мой Старк?
Лорд Варис склонился перед королем в поклоне:
— Десница встречает торговые обозы, ваша милость.
— Что за глупость? Разве некому встретить обозы, что десница короля должен морозить свой зад по такой погоде?
Лорд Варис был лыс, тих и говорил мало. По происхождению он был южанином, поэтому в вымерзшей парадной зале, его голос звучал совсем слабо. Но всякий знал, что именно лорд Варис, а не великиий мейстер Пицель, владеет самой правдивой информацией обо всем, что творится в замерзшем королевстве. Даже те, кто презирали лорда Вариса и называли за глаза Пауком, не могли не признавать его пользу.
— Милорд Десница считает, что такой долгой и суровой зимой забота о хлебе насущном есть забота о благосостоянии короны, ваша милость, — ответил он королю.
Роберт поморщился:
— И он прав, как всегда, проклятый Нед Старк. Седьмое пекло, когда я позвал его в десницы, я думал, что снова верну былые деньки, когда мы были молоды и умели веселиться. А вышло, что я вижу друга не больше, чем когда он сидел на своем стылом Севере. Опять недовольное лицо Серсеи, опять скука…
— Мы можем устроить скромный праздник, чтобы потешить себя и подданных в эти суровые дни, ваше величество, — медовым голосом подсказал Мастер над монетой Петир Бейлиш.
— Праздник… — произнес король неуверенно. — Небольшой турнир с общей схваткой, ярмарка, представления кукольников?
— Из Дорна с этим обозом должны привезти бочки с красными апельсинами в меду…
— К неведомому апельсины! — воскликнул Роберт. — Вино, пусть и дорнийская кислятина, лишь бы пьянила! Решено! Нед будет недоволен, но праздники в такую стужу нужны не меньше теплых шуб.
***
Нед Старк действительно был недоволен задумкой короля. Припасов в Королевских хранилищах было достаточно, и время от времени удавалось их пополнять, но кто знает, сколько еще продлиться эта зима? Нед попытался возражать, но он по опыту знал — когда Роберт Баратеон принял решение, остановить его сможет разве что разъяренный вепрь.
Нед Старк сдался и приказал разослать гонцов и воронов, буде те дожили до этого времени, с вестью о празднике, который по настоянию королевы Серсеи решили назвать «Праздником Зимы», словно бы в насмешку над древним девизом Старков.
Когда же дошло до дела, выяснилось, что у Десницы и королевы очень разнится взгляд на то, какой праздник можно назвать «скромным».
Потребовалось больше, гораздо больше всего — дерева для постройки павильонов, дров и угля для отопления дворцовых помещений, в которых приходилось размещать гостей, припасов, чтобы кормить рабочих, снаряжения для охотников, которых послали за свежей дичью и рыбой, и это еще только самое начало… И самое главное, все это требовало денег, денег, денег. Нед Старк проводил ночи и дни в ненавистном для него обществе Мизинца, пытаясь вникнуть в его объяснения.
— Дорнийцы хотят мяса за свое вино и апельсины, но мы не можем просто отдать им оленину, которую привезут ваши северяне, — говорил Мизинец вкрадчиво.
— Почему? — Нед старался держаться в рамках приличий, но презрение к этому человеку сводило челюсти.
— Потому что, мой лорд, — отвечал Мизинец, все также улыбаясь, словно бы не замечая гнева Десницы, — часть этого мяса мы пустим на королевский праздник, а часть — продадим в Простор. На вырученные деньги мы купим мяса в Королевской гавани, и продадим его дорнийцам.
— Но зачем? Если можно просто…
— Потому что для дорнийцев оленина слишком хороша, ваша милость, и если вы отдадите ее, нам нечего будет подать к королевскому столу на празднике. Кроме того, казна получит налоги с двух торговых сделок вместо одной, и останется в выгоде.
Нед Старк нутром чувствовал, что этот пройдоха обманывает его, что немалая часть денег прилипнет к его изящным маленьким ручкам, унизанным перстнями, словно у женщины, но возразить ему было нечего, и он молчал, соглашаясь с доводами Мизинца, а по ночам долго ворочался без сна в постели, пытаясь найти ответ на вопрос, как он, лорд Винтерфелла и Хранитель Севера, мог оказаться тут, в Королевской Гавани, среди интриганов, пауков, обманщиков и развратников.
Единственное, что его утешало во всей этой истории с праздником, — искренняя радость его дочери Сансы. Она сразу же, вместе с подругой Джейни Пуль, принялась придумывать наряды для праздника и выбирать украшения. Десница Нед Старк не одобрял такие глупые расходы, но Сансе он редко мог отказать — она напоминала ему оставшуюся в Винтерфелле жену…
Нед любил Кэт и скучал по ней. И по своим оставшемся в Винтерфелле детям — Роббу, Брану и малышу Рикону. Младшую дочь Арью он тоже взял с собой к королевскому двору, но на Перешейке она сбежала, повздорив с принцем. Почти неделю ее искали в ледяных торосах, в которые превратился Перешеек, но так и не нашли. Эта потеря камнем лежала на сердце Неда. Иногда дочь снилась ему. Замерзшее синее личико, почерневшие губы и глаза, глаза его Арьи, смотревшие на него с укором. «Почему, почему ты не защитил меня?» — спрашивала она, едва шевеля мертвым ртом, и ее слова отдавались болью в сердце. Потом она превращалась в серую лютоволчицу, предводительницу огромной стаи. С клыков ее, острых как сталь, капала кровь, она смотрела на Неда холодными синими глазами, но не бросалась на него, а убегала прочь. В такие ночи Нед просыпался и больше уже не мог сомкнуть глаз.
Старшая Санса стала ему вдвое дороже, когда он потерял Арью, хотя они и не были похожи. У младшей был волчий нрав, а старшая была тиха и покорна. Она была обручена с принцем и выглядела счастливой, несмотря на то, что тоже скучала по дому, братьям, матери и даже по пропавшей сестре. Наряды и развлечения, вот что занимало ее золотую головку — в этом она хорошо пришлась к пышному двору королевы Серсеи.
***
Дейнерис нравилось все в замке сира Барристана. Если бы ее спросили, она бы перечисляла, наверное, целый день, и все еще не подошла бы к концу списка. Ей нравилась старая печь в кухне, полыхающая теплом, когда Шара кормила огонь в топке дровами и торфом. Сквозь печную заслонку иногда вырывался сноп искр, походивший на огненных мух, и Дейенерис громко смеялась, ловя их в ладони. Ей нравилась Шара, которая хмурила седые брови на ее игры, и качала головой, но ни словом не упрекала ее и иногда смеялась и сама, скрипя, словно не смазанная дверь кухни. Дейенерис любила главную залу замка, где по стенам были развешаны старые гобелены с картинами битв и прекрасных дам в длинных платьях. Гобелены были затянуты инеем, но Дени подносила рот к самой ткани и ее дыхание на секунду-другую делало картину цветной и яркой. Дени полюбила и старого рыцаря, который по словам Шары, словно помолодел после того, как Дени поселилась в их замке. Он больше не засыпал над тарелкой с едой, а его рассказы о былых подвигах стали, наконец, начинаться началом и заканчиваться концом. Дени любила старую облезлую кошку, что жила в конюшне, в которой, когда-то бывало и пять прекрасных жеребцов, а теперь осталась одна исхудавшая лошадка. Кошка грелась у лохматых лошадиных копыт, но, познакомившись с Дейенерис, стала то и дело пробираться в замок, и устраиваться у той на коленях.
Но больше всего остального Дейенерис любила перелистывать огромную, потрепанную книгу сказок и легенд Вестероса, которую сир Барристан хранил в своей спальне. В ней тоже рассказывалось о былых временах и подвигах, но все эти рассказы были еще краше, еще волшебнее, чем то, что рассказывал старик. В ней была история о прекрасном рыцаре Ланцелоте, который, будучи совсем юным, победил на королевском турнире и завоевал сердце прекрасной Гвиневры. Она дала ему ленту от своего платья и он победил всех других участников — и огромного рыцаря Быка, и сурового рыцаря Драконьего пламени, и опытного и хитрого рыцаря по прозвищу Змей.
— Эта лента была волшебной? — спросила Дейенерис у сира Барристана. — Что значит «завоевал сердце»?
Сир Барристан улыбался и гладил ее по волосам тяжелой рукой.
— Ты совсем еще дитя, девочка моя.
— Как мне хотелось бы побывать на рыцарском турнире! — мечтала Дени. — У меня нет волшебной ленты, но я бы была рада просто посмотреть на состязание рыцарей. Ведь это так интересно! А еще на турнире бывают менестрели, циркачи, фокусники и глотатели огня!
— На дворе зима, дитя мое, — отвечал ей сир Барристан, — да еще такая суровая, какой не помню даже я, а я уж прожил достаточно. В такую зиму королевству не до праздников…
Дени тяжко вздыхала, но грустить слишком долго она не умела — бежала по замковым ступенькам вниз, на кухню к Шаре, чтобы та рассказала ей свои, другие сказки.
Сказки Шары были не похожи на истории в книге сира Барристана. В них волки говорили человеческими голосами, а медведи жили в лесу в бревенчатом доме, словно люди. В них мышка помогала девочке обмануть ведьму, а оборотень становился человеком, после того, как прекрасная царевна целовала его.
Дени понимала, что эти истории — выдумка, в отличие от рассказов сира Барристана, но они ей нравились не меньше!
Однажды у ворот замка сира Барристана остановилась закрытая повозка, запряженная четверкой лошадей и сопровождаемая четырьмя воинами, показавшимися Дени сошедшими с гобеленов в большой зале рыцарями и принцами. Только потом она поняла, что это всего лишь домашняя стража леди Холлард, которая заехала к ним по пути в Королевскую Гавань.
Шара сбилась с ног, принимая гостей. Дени старалась ей помочь, но, кажется, больше мешала. На стол они подали кур, которые когда-то, может быть даже еще летом, были закопчены и залиты жиром в деревянной бочке. Теперь Шара их разогрела, натерла чесноком и травами и подала на стол. Хлеб она тоже испекла свежий, правда с изрядным добавлением отрубей, а сам сир Барристан достал из винного погреба четыре бутылки старого дорнийского вина, слегка подкисшего, но еще вполне годного. Гости привезли с собой сухих колбас и свеклы, так что получился настоящий пир. Особенно по мнению Дени.
Дени представили как внучатую племянницу сира Барристана. Леди Холлард посмотрела на нее сперва хмуро, но потом улыбнулась.
— А знаете, милорд, — сказала она сиру Барристану, после пары бокалов вина, — я ведь отправилась в этот путь по такому морозу только с одной надеждой — найти подходящую невесту моему сыну Флориану. А, что скажете? Даже и приданого не потребую — и она подмигнула Дейенерис, так что ей стало не по себе.
Сир Барристан в ответ пробурчал что-то маловразумительное, но леди надула губы. Впрочем, из их разговора Дени поняла, что в Королевской Гавани, куда направлялись леди с сыном, несмотря на зиму состоится рыцарский турнир.
— Король Роберт очень великодушен и щедр, — сказал сир Барристан, когда услышал эту новость. — Быть может, мы тоже отправимся на праздник, чтобы моя внучка могла посмотреть на Флориана на ратном поле.
На эти слова леди Холлард надулась еще больше. Видно она сама, несмотря на материнскую любовь, оценивала шансы своего отпрыска не слишком высоко.
Когда гости ушли в отведенные им комнаты, сир Барристан спросил у Дени, не хочет ли она, и в самом деле, выйти замуж за Флориана.
Дени вспомнила большие бледно-голубые глаза юноши и глуповатую улыбку на пухлом лице.
— Нет, не хочу. Его зовут как героя из сказки, но сам он похож на старый тюфяк, набитый сеном, на котором спит Шара.
Сир Барристан рассмеялся:
— У тебя острый взгляд и язык, дитя, но если мы и в самом деле отправимся в Королевскую Гавань, то тебе следует научиться сдерживать свой нрав.
— А мы отправимся на турнир? — Дени не могла поверить своему счастью.
— Сынок леди Холлард тебе не пара, дитя мое, но прятать такое сокровище в глуши я тоже не могу. Так что придется мне встряхнуть свои старые кости и оседлать Сивку. Леди любезно согласилась дать тебе место в своей повозке.
Это известие показалось Дени настоящим чудом! Конечно, таким, какие случаются в книгах о рыцарях, а не в сказках Шары.
Повозка леди Холлард тоже казалась Дени чудесной, хотя собачий мех, которым она была обита изнутри изрядно повытерся, и в щели немилосердно дуло. Тем не менее, подушки на сиденьях, набитые сеном, пахли приятно, а свечи в серебряных подсвечниках, приделанных к стенкам повозки, горели теплыми волшебными огоньками, тени от пламени плясали на лицах леди и Флориана, делая даже их похожими на таинственных героев — грамкинов или троллей.
По пути раз или два они делали остановки в небольших замках, делились взятой с собой провизией и новостями взамен на ночлег под крышей. Каждый новый замок казался Дени лучше и краше предыдущего: у одного были подъемные ворота, правда давным давно вмерзшие в каменную арку и не опускавшиеся, а посреди другого высилась узкая башня, с вершины которой были видны окрестности на несколько лиг кругом.
Но больше всего Дени понравился ночлег в заброшенной и заметенной по самые окна снегом мельнице. Посреди нее лежал огромный каменный жернов, который они использовали как стол для скудного ужина. Деревянные стены мельницы промерзли насквозь, и скрипели и трещали под ночным ветром, когда путники устроились на ночлег. Дени всю дорогу до самой Королевской Гавани вспоминала эту деревянную мельницу.
Когда же они прибыли в столицу через Драконьи ворота, Дени больше не могла усидеть в повозке и напросилась в седло к сиру Барристану, который поворчал сначала, но потом согласился.
— Ой, сколько людей! — то и дело восклицала Дени. — Какие они хорошие! Это принц? — спрашивала она у сира Барристана, — указывая на толстого тирошийца в цветной, вывороченной наизнанку шубе, обшитой парчой и красными коралловыми бусинами. Его синяя борода была расчесана в виде трезубца.
— Нет, дитя, — смущаясь, отвечал сир Барристан. — Это всего лишь купец. Принц выглядит совсем не так.
Дени увидела настоящего принца совсем скоро — как только они устроились в гостинице и отправились в Красный Замок, чтобы разузнать подробности о турнире.
Сир Барристан говорил, что у него еще остались старые связи, благодаря которым Дени представят королеве. Быть может, величество захочет усадить такую красавицу на турнире поближе.
Красный замок был огромен. Огромен и выстужен. От его каменных стен веяло холодом, и хотя самой Дени мороз не доставлял неудобств, она видела, что улыбки на лицах людей гаснут сразу же, как только они отворачиваются, что веселье в этом замке — словно тепло от каминов и печей — не держится слишком долго.
Королева приняла их в своих покоях, золотых с красным. В красный бархат была одета и сама королева. Ее платье было расшито золотом и изумрудными камнями, а меховая мантия, в которую она куталась, переливалась в свете множества свечей, как золотой закат.
Дени поклонилась, и королева улыбнулась ей, но в этой улыбке был холод, была горечь, и совсем не было тепла.
У бархатного кресла, на котором сидела королева, стоял прекрасный златоволосый юноша, высокий и гибкий, как тростник. Сир Барристан шепнул Дейенерис, что это принц Джоффри, сын короля и наследник престола. Принц внимательно посмотрел на Дени большими зелеными глазами и сказал что-то королеве.
— Мы рады видеть вас при дворе, — произнесла королева мягким голосом, в котором, Дени это слышала, гремела гроза. — Принц Джоффри приглашает вас присоединится к его невесте, леди Сансе, дитя.
Рядом с королевой сидела высокая юная красавица, с рыжей косой, уложенной вокруг головы, высокими скулами и голубыми глазами. Она улыбалась Дени гораздо приветливее.
— Вы только сегодня прибыли в столицу? — спросила она, когда Дени улыбнулась ей в ответ.
— Да, только сегодня, с моим названным батюшкой сиром Барристаном Селми, — ответила Дени.
— О, Барристан Отважный, о его подвигах поют в песнях, — сказала девушка и едва заметно покраснела, что сделало ее еще привлекательнее.
Высокий широкоплечий рыцарь с изуродованным лицом, стоявший позади нее громко хмыкнул.
— Он рассказывал мне кое-что, — ответила Дени. — О турнирах. Вы ведь пойдете на турнир…
— … леди Санса, — подсказала девушка. — Если угодно будет моему батюшке, лорду Эддарду Старку, деснице короля.
Леди Санса попросила обожженого рыцаря принести кресло для Дейенерис и поставить рядом с ней. Тот снова хмыкнул, но подчинился. В его огромных руках тяжелый стул из красного дерева выглядел легче пушинки.
Череда гостей, прибывших ко двору, и представлявших своих дочерей королеве, все не заканчивалась. Даже у Дени в конце концов закружилась голова и зарябило в глазах от цветных платьев, гербов, блеска драгоценностей и гула голосов. Леди Санса всякий раз, как перед ними представали новые гости, наклонялась к Дени и рассказывала о гербах и семейных связях, но Дени запомнила очень мало. Больше всего ей понравилась пухленькая и румяная леди Лоллис Стокворт, хотя Санса и двух слов о ней не сказала. А леди Маргери Тиррел, роза Хайгардена, сопровождаемая своим братом сиром Лорасом, совсем Дени не запомнилась. Хотя Санса, похоже, была от нее в восторге. Или от ее брата. Сир Лорас и впрямь был замечательным: стройный и улыбчивый, он то и дело встряхивал каштановыми кудрями, и звонко смеялся шуткам милорда Ренли, брата короля.
Наконец, перед королевой присела в поклоне (очень изящном, гораздо лучше, чем получилось у Дени) последняя на сегодня гостья, и королева, попрощавшись со всеми до завтра, ушла в свои покои.
Леди Санса взяла Дени под руку, и они вместе вышли в галерею со стрельчатыми окнами.
— Я надеюсь, мы станем подругами, Дейенерис, — сказала Санса. — Вы понравились моему возлюбленному жениху, принцу Джоффри, значит понравитесь и мне.
— Я хочу быть вашей подругой, миледи, — ответила Дени. Она говорила правду, но что-то в словах Сансы показалось ей странным. Словно чистая льдинка на поверхности воды подернулась трещинами.
— Это очень хорошо, — сказала Санса, — Хотите, я покажу вам платье, которое сшили мне специально к этому турниру? Сама королева выбирала материал и фасон.
Дени кивнула. Мимо них гости расходились по своим комнатам и почти все приветливо улыбались леди Сансе. «Какая она милая, как ее все тут любят. — думала Дени. — Вот бы и мне быть хоть чуть-чуть на нее похожей».
— Вас хорошо устроили? — спросила Санса. — Теплы ли комнаты?
— Да, да, — заверила ее Дени, — у сира Барристана мы топили двумя поленцами в день, и то я не мерзла, а здесь камин раскалили до красна углем.
Санса улыбнулась, и Дени не выдержала и поцеловала ее в румяную щеку.
— Ах! — только и успела воскликнуть леди Санса. — Ах, дитя! — Дени на секунду подумала, что она рассердится, но та только рассмеялась.
В комнатах леди Сансы тоже было натоплено. На столике у камина стояла тарелка с лимонными пирожными, кувшин с вином и высокие серебряные бокалы. Дени осторожно взяла один и попробовала налитое туда вино. Оно было сладким и немного пощипывало язык.
Еда у сира Барристана была простой и вкусной, но никогда еще Дени не пробовала такого сладкого вина и не ела лимонных пирожных. Она попыталась вспомнить вкус еды, которую ела в волшебных чертогах своего отца, но ничего так и не вспомнила — вся ее прежняя жизнь словно подернулась водяной пеленой, снежным туманом…
— Вот оно, — сказала Санса, — когда служанка принесла платье.
Дени обернулась. Платье было великолепным. Голубое с серебряной отделкой, оно переливалось в подрагивающем свете свечей, как драгоценный камень.
— Какая красота! — воскликнула Дени и подбежала поближе.
— Только осторожнее, — сказала Санса. — Не испачкайте его в креме от пирожных, милая Дени, — она подала Дени свой платок.
Дани вытерла пальцы и принялась разглядывать платье.
Юбка у него была широкая, из плотной расшитой тафты, а лиф таким узким, что Дени засомневалась сначала, сможет ли Санса его надеть.
— На плечи я накину плащ из серого бархата, а башмачки будут атласными, видите? — Санса показала Дени пару изящных башмачков с лентами и бисером, лежавших в специальном футляре.
Башмачки были очень красивы. Дени они показались сделанными из чистого морского льда.
— Когда я буду танцевать с моим возлюбленным принцем Джоффри, их будет видно из-под подола юбки, — произнесла Санса.
— Вы называете его возлюбленным, миледи Санса, — сказала Дейенерис. — Что это значит?
— Это значит… — начала Санса, но потом запнулась и умолкла. Молча, она взяла свои туфельки из рук Дени и осторожно убрала их в коробку. — Я просватана за Джоффри, — сказала она совсем тихо, — и когда прилетит белый ворон из Цитадели, я выйду за него замуж в великой септе Бейлора.
И Санса тяжело вздохнула.
— А у вас, милая Дени, — сказала она, помолчав, — есть наряд для праздника?
Дени ахнула. У нее-то, у нее не было ни одного платья, кроме того, в котором она появилась перед замком сира Барристана. Раньше, когда она еще жила в чертоге своего отца на Драконьем Камне, ей и вовсе не приходило в голову задумываться о таком, Шаре она казалась сказочной принцессой в любом наряде, а сир Барристан ничего не понимал в женских украшениях. Теперь Дени вспомнила, как леди Холлард, мать Флориана, недовольно поджала губы, когда увидела маленький сундучок с поклажей, который взяла с собой Дени в Королевскую Гавань. У нее самой к повозке были привязаны три огромных сундука и только теперь Дени поняла, что в них было…
Ей вдруг стало грустно — она видела, как богато была одета королева и все придворные дамы, и — она вспомнила и ужаснулась — какими презрительными взглядами они окидывали ее простой белый наряд.
Санса заметила ее замешательство и поспешила утешить.
— Если вы хотите, то мы можем подобрать для вас что-нибудь из моих нарядов, — сказала она, поцеловав Дени в щеку. — У меня есть чудесное салатовое платье из которого я уже выросла.
Дени поблагодарила леди Сансу, но все равно весь вечер была печальна.
Ночью Дени никак не могла уснуть. Едва она закрывала глаза, как видела леди Сансу в ее великолепном, расшитом самоцветами и серебром платье, она кружилась, словно снежинка на ветру, хрустально звенели небеса. Леди Санса улыбалась, но глаза ее — плакали.
А в полночь Дени проснулась и достала из маленькой хрустальной шкатулки цветок морозника.
— Ах, мама, — прошептала она, оторвав лепесток и поднося его к губам, покрывая поцелуями, — пусть и у меня будет платье для праздника, не хуже, чем у леди Сансы и королевы.
-
-
11.10.2016 в 00:50-
-
11.10.2016 в 00:53-
-
11.10.2016 в 00:56-
-
11.10.2016 в 01:00-
-
11.10.2016 в 01:04-
-
11.10.2016 в 01:11-
-
11.10.2016 в 01:14-
-
11.10.2016 в 01:18-
-
11.10.2016 в 08:42-
-
11.10.2016 в 09:54-
-
11.10.2016 в 11:48-
-
11.10.2016 в 11:52-
-
11.10.2016 в 13:00Все герои ПЛиО прекрасны в этом волшебном антураже, особенно главная героиня — доброе, наивное и такое неопытное создание. Я настолько погрузилась в атмосферу сказки, что концовка (в общем-то предсказуемая, учитывая спойлер в шапке) меня очень расстроила.
С другой стороны — канон... и закончилась вечная зима! Но все равно очень грустно...
Иллюстрации!!!
Я просто не могу оторваться от арта Vincha, какие они оба прекрасные — Дени и Джорах
И красивая заглушка чудесно подходит к фанфику.
-
-
11.10.2016 в 13:07-
-
11.10.2016 в 13:21Однако Санса какова! Все-таки не совсем канон!
Иллюстрации замечательные, артерам огромное спасибо.
Написала бы развернутый отзыв, да, как всегда, в ответственный момент на меня нападает косноязычие.
читать дальше
-
-
11.10.2016 в 13:31Vincha,
jul4a, предупреждение про ООС стоит, я даже не претендую на каноничность. =)
-
-
11.10.2016 в 16:01-
-
11.10.2016 в 17:10-
-
11.10.2016 в 19:56-
-
14.10.2016 в 09:23-
-
14.10.2016 в 09:50Enco de Krev, спасибо! Рада, что понравилось!
-
-
16.10.2016 в 11:22-
-
20.10.2016 в 16:06-
-
20.10.2016 в 17:00toma-km, спасибо!