Вынуждены с прискорбием сообщить, что БИГ БЕНГ закрывается, мы все уходим из ПЛиО фандома и вступаем в партию "Единая Россия" На самом деле нет! Всего лишь, по причинам не зависящим от админов феста, сегодняшняя выкладка переносится на 27 октября! Согласитесь, это не так уж и страшно =) Давайте сожмем челюсти кулаки за автора и пожелаем ему вдохновения и удачи!
Название: Королева любви и красоты Автор: Eloisa, ссылка Переводчик: belana Бета: tigrjonok Иллюстратор: КЁШ ПЕРЕДАСТ, Laora Персонажи/Пейринг: Оберин Мартелл / Эллария Сэнд, Обара Сэнд, Нимерия Сэнд, Тиена Сэнд, Сарелла Сэнд; лорды Простора и Дорна Тип: джен, гет Рейтинг: G Жанр: романс Размер: макси, 19011 слов Саммари: через полтора года после восстания Роберта Оберин все еще скорбит по Элии, и Доран отправляет его в Олдтаун участвовать в турнире Примечания: фанфик переведен на PLiO BigBang-2014 Дисклаймер: не мое, не претендую Ссылка на скачивание:.doc, .fb2, иллюстрация
Перо принца Дорана Мартелла шуршало по бесконечному пергаменту как выводок мышей.
— Король Роберт объявил, что королева Серсея беременна, — сказал Доран брату.
— Я знаю. — Оберин, сцепив руки за спиной, продолжал смотреть на узкое северное окно башни Копья.
— Мейстеры утверждают, что будет мальчик.
Младший принц не ответил, продолжая разглядывать город. Он походил на копье, прямое и черное. Он уже больше года не снимал траур.
Доран вздохнул и коснулся связки писем на левом краю тикового письменного стола:
— Цитадель провозгласила, что весна пришла. Некоторые лорды Простора и лорды Марок устраивают увеселения в честь смены времени года и плодовитости рода Баратеонов. — Оберин зашипел как змея, в честь которой получил прозвище, но промолчал. — В частности, лорд Хайтауэр. Я так понимаю, он устраивает роскошный турнир. — Доран достал чистый лист бумаги из ящика. — Я принял его приглашение от твоего имени.
— Что? — Оберин резко развернулся и уставился на брата. Темные волосы, темные глаза, черная цепь на груди. — У меня нет ни малейшего желания праздновать приход очередного безрадостного сезона — или зачатие младенца, в котором столько же королевской крови, что и у младшего конюха.
— Тем не менее... — Принц Дорна постучал пером по носу. — Оберин, не думаю, что я должен тебе напоминать, но у нас нет армии, а у меня есть шестилетняя дочь. Ты поедешь в Олдтаун.
— Я уже извинился перед лордом Лейтоном.
— Я перехватил письмо.
Повисла тишина, мрачная и пропитанная кровью.
— Если я поеду, — в конце концов произнес Оберин, — заметь, если, то заберу с собой девочек.
— Мне бы никогда не пришло в голову встать у тебя на пути. — Взгляд Дорана был холоден. — Позволь напомнить, что атмосфера на Просторе может оказаться... враждебной.
— Без них я из Дорна не уеду, — повторил Оберин, ударив кулаком по столу.
— Ясно, — кивнул Доран. — Ты не уедешь из моих владений без своих дочерей.
— Я рад, что мы договорились. — Оберин передернул плечами. — Скажи, что я не буду там единственным дорнийцем.
— Это маловероятно.
— Отлично.
Оберин замялся, словно не понимая, кто выиграл этот бой, резко развернулся и вышел из комнаты. Когда дверь с вырезанным на ней солнцем закрылась, Доран опять вздохнул и написал второе письмо лорду Лейтону Хайтауэру, письмо покороче — его старшему сыну, сиру Баэлору, и несколько одинаковых записок начальникам всех крупных портов Летнего моря и южного побережья Вестероса с сообщением для капитана торгового судна "Шафранное лето".
* * *
— Что не так с Олдтауном? — спросила Ним у Обары.
Оберин посмотрел на противоположный край палубы. Его старшие дочери разглядывали город и башни на горизонте, перегнувшись за борт. Обе были босы и одеты в льняные платья без рукавов — две обыкновенные девочки из Дорна на скрипучем корабле погожим весенним днем.
Обара ссутулилась.
— Он просто... мерзкий.
— Он грязный? Или вонючий?
— Некоторые его части, да. — Обара рассеянно ковыряла ногой палубу и больше походила на девятилетнюю Ним, чем на девочку, которая через год расцветет. — Все дело в маяке, Хайтауэре, — внезапно продолжила она. Оберин заметил нотки гнева в голосе — его характер, его наследство. — Он слишком... заметный. Из-за него все кажутся маленькими.
Над ними прокричала чайка, словно соглашаясь.
— Маяк не сможет сделать нас маленькими, когда мы будем внутри города.
— Скоро сама все увидишь.
Тиена заерзала. Она сидела на мягких подушках на коленях Оберина.
— Уколола пальчик, милая?
— Нет. — Она подняла выше вышивку, изумительно проработанную райскую птицу в розовых, красных, желтых и оранжевых тонах. — Я закончила.
— Очень красиво. — Оберин поцеловал ее в лоб. — Начнешь новую или посмотришь, как приближается Олдтаун?
— Он не приближается, это мы приближаемся к нему. — Тиена дернула его за кушак. — Отец, у меня много красных ниток. Я могу вышить солнце на этом поясе.
Оберин обнял ее крепче.
— Не надо.
Ним и Обара обернулись. У обеих были темные волосы, темные глаза и мрачные выражения лиц. Тиена повернулась, она едва не плакала. Оберин с усилием расслабился. Но улыбнуться не смог.
— Спасибо за предложение, Тиена. Ты очень заботлива, но это не уместно.
Он заметил, что старшие девочки переглянулись и вернулись к изучению Олдтауна, но никак не отреагировал. Тиена встала и обняла его.
— Ты был такой яркий и красивый, — прошептала она. — Теперь ты похож на священника Безликого Путника. Я хочу, чтобы ты опять был красивым.
Оберин обнял ее крепче и вдохнул запах пота и соленой воды.
"Шесть лет, почти семь. Ей будет семь через месяц. Рейенис никогда не исполнится семь".
— Спасибо, — прошептал он в ответ. — Спасибо, что хочешь этого.
* * *
Порт Олдтауна вонял и галдел. Оберин в сотый раз оглянулся на обоз с багажом, пересчитывая лошадей, сундуки, слуг и дочерей. Девочки, одетые в плиссированные дорнийские платья для верховой езды, сидели верхом на собственных песчаных скакунах (у Тиены был пони, у остальных — взрослые лошади). Портовые зеваки глазели на наездниц, открыв рты.
Оберину всегда нравился Олдтаун. Нравились каменные улицы, маленькие храмы, куда можно было забрести и помолиться неизвестному богу. Кроме того, в городе были харчевни, таверны, бордели... И Цитадель, радость и головная боль одновременно.
"Если после этого путешествия я не буду испытывать отвращение к Олдтауну, значит, я иббинец. Трехдневный турнир — о чем думал Лейтон? Он сражался за Эйериса!"
— Отец.
Оберин моргнул и посмотрел на Обару. Она щурилась на солнце, разглядывая расположенную слева пристань.
— Там "Шафранное лето".
— Что? — Оберин привстал на стременах и уставился влево.
— Я уверена, что это она.
— Ты права. — Он махнул рукой слуге, ехавшему позади девочек. — Проводи моих дочерей до Хайтауэра. Здесь такое движение, что я вас догоню раньше, чем вы прибудете на место. — Он пришпорил своего скакуна и двинулся вперед сквозь толпу носильщиков и торговок рыбой.
"Шафранное лето" был большим ухоженным шлюпом с Летних островов, быстрым и вместительным. По палубе сновали моряки, скручивая канаты и складывая белые паруса: должно быть, прибыли в порт недавно. Спешиваясь около трапа и привязывая поводья, Оберин услышал радостный вопль с носа корабля. Он выпрямился, и на нем сразу же повисла темная фигурка.
— Аба!
— Сарелла, — выдохнул Оберин, обнимая младшую дочь. "Ей всего три года". — Маленькая обезьянка рада меня видеть?
— Да! — Она отстранилась и внимательно посмотрела на Оберина, склонив голову набок. — А ты нет. Ты не рад! — У нее вытянулась физиономия. Казалось, она сейчас расплачется.
"Богами клянусь, она не будет из-за меня плакать. Никогда!"
— У меня был приступ морской болезни, — соврал он. — И все потому, что мы с тобой путешествовали на разных кораблях. Где мама?
— Наверху. — Сарелла вывернулась из объятий и бросилась вверх по трапу, зовя аму. Оберин неспешно последовал за ней, вспоминая Тиену в три-четыре года, такую же энергичную и неугомонную. Он чувствовал себя стариком уже тогда. В этот раз будет еще хуже.
"Ей всего три года".
Оберин только ступил на палубу, а Сарелла уже неслась навстречу, мастерски маневрируя между матросами, как истинный ребенок океана.
— Ама в кают-компании с чиновником из порта и говорит, что ты можешь зайти и выпить вина. — Сарелла попрыгала на одной ноге. — Она подарила мне книгу. Хочешь посмотреть?
Если Кайя пыталась обдурить таможенника, то не обрадовалась бы приходу дочери и отца этой самой дочери.
— Да, — Оберин взял Сареллу за руку. — Покажи мне книгу, а потом я пойду пить вино с амой.
Сарелла опять широко улыбнулась и повела его к люку, за которым был проход к каютам.
Книга — редкое сокровище на корабле, и девочка обращалась с ней соответственно: книга была завернута в промасленную тряпицу и хранилась в кедровом сундуке под кроватью. Если бы корабль затонул ("Не смей так думать, девочке всего три!"), книгу можно было спасти. Оберин сел на низкую, с красными подушками, койку Сареллы, позволил ей забраться себе на колени и взял книгу в руки. Том был переплетен в кожу и высотой был в половину роста Сареллы.
Как можно навредить такому солнечному лучику?
Книга, скорее всего, предназначалась для ребенка возраста Тиены, там было много изображений животных Вестероса и земель в Нефритовом и Летнем морях. Сарелла открыла страницу, покрытую отпечатками маленьких пальчиков.
— Это моя любимая часть.
— Это слон, — сказал Оберин. Он уперся подбородком в темную макушку дочери.
— Да-да, с Йи Ти, это очень далеко, я там никогда не была. Ама говорит, мы когда-нибудь туда доберемся. — Она начала водить пальцем по строчкам. — У него нос называется хобот, им слон срывает фрукты с деревьев или обламывает ветки, чтобы их есть... Аба, зачем он ест ветки?
— Потому что... слону нравится вкус? — негромко предположил Оберин.
Сарелла посмотрела на него, поморщилась и вернулась к книге.
— И он... способен... втягивать воду в хобот и обливаться. А я не могу втягивать воду носом, это больно.
— У тебя другой нос. — Он перехватил Сареллу поудобнее и перевернул страницу. — О, какой свирепый.
— Это кро-ко-дил, и у него шестьдесят восемь зубов — это очень много! У меня всего двадцать. Я считала.
— У него рот больше, чем у тебя. — Оберин прищурился, читая строку ниже. — Иногда крокодилы едят детей.
— Меня не съест! Я убегу. А потом буду бить его твоим копьем, пока он не умрет. И вообще, — она поставила палец на строку чуть выше, — их обычная ди-е-та — рыба, во-до-пла-ва-ю-ща-я птица (ама говорит, это утки) и на-зем-ны-е гры-зу-ны. Это крысы. Хорошо, что крокодил ест крыс.
— Согласен.
"Ей три года, и она умеет читать?"
Оберин услышал, как за стенами каюты Сареллы открылась дверь. Два человека направились в сторону палубы, через минуту один вернулся. Сарелла улыбнулась. Она закрыла книгу, отдала ее Оберину и убежала.
— Ама, я показала абе мою книгу!
— Ему понравилось? — В голосе слышался смех.
— Да!
Оберин положил книгу на кровать, встал и вышел из каюты. Кайя улыбнулась ему, обнимая дочь.
Обычно Кайя одевалась как любой житель Летних островов, но в этот раз обрядилась в вестеросское платье. Мужское вестеросское платье — ради встречи с таможенником. Однажды она сказала Оберину, что только так работники порта не обращаются с ней как со слабоумной. Из-за серой туники и брюк ее темная кожа казалась еще темнее. У Кайи были черные короткие сильно вьющиеся волосы, узкие бедра и маленькая грудь — она бы сошла за мужчину, если бы захотела (не то чтобы она этого хотела).
— Зайдешь ко мне? — предложила она. — У меня есть красное вино с Соленого берега, которое может тебе понравится.
— Да, спасибо.
Сарелла убежала, получив разрешение матери. Оберин наклонился, чтобы не удариться головой о притолоку, и вошел в кают-компанию, Кайя последовала за ним. Как только дверь закрылась, Оберин воскликнул:
— Сарелла умеет читать!
— Да. — Кайя достала два оловянных кубка и обернутую соломой бутылку из сундука с надписью "карты". — На вестеросском лучше, чем на языке Летних островов, но она учится.
— Ей всего три года.
Кайя извлекла пробку из бутылки и разлила вино.
— Она твоя дочь, как ей не быть сообразительной.
Ним и Тиена научились читать в шесть лет, как всякие дочери высокородных лордов. Обара научилась читать по слогам в семь или восемь: она провела все детство в борделе, где образованием никто не занимался. Но три года...
Оберин рассеянно взял в руки кубок и отпил, почти не чувствуя вкуса.
— Неплохое вино, — с некоторым опозданием сказал он. — Кайя, как ты здесь оказалась?
— Мне написал принц Доран. Он сказал, что тебя может не быть в Солнечном копье, когда настанет твоя очередь заниматься воспитанием Сареллы, так что проще встретиться с тобой в Олдтауне. — Она указала на дверь. — Я велела ей собирать вещи.
— Ее сестры со мной. Я... — Оберин оперся на край стола, чувствуя себя потерянным, как обломок разбитого штормом корабля.
Кайя строго посмотрела на него.
— Оберин...
— Сарелле три года, Кайя.
— Я примерно три года назад ее и родила, но...
— Р... — Он попробовал еще раз. — Рейенис было три.
Кайя промолчала. Оберин прикрыл глаза.
— Когда... Когда я узнал... — Он не смог сказать "когда я увидел".
Кайя подошла ближе и взяла его за руку.
— Оберин, скорбь не делает тебе чести. Ты должен помнить все хорошее...
— Что именно? — прошипел он. — Двое детей умерли, не успев пожить? Моя любящая, милая сестра закончила жизнь так?
— Это... Я говорила, что это просто. — Оберин почувствовал ее взгляд. — Ты знаешь, как, по-моему, нужно поминать мертвых.
Несколько секунд предложение казалось заманчивым, но потом вернулся ночной кошмар, тот самый, из-за которого он зря потратил деньги в трех борделях Солнечного Копья и переключился на заведения, где можно найти только мужчин.
— Нет. Спасибо за предложение, и Дорана стоит поблагодарить за организацию встречи, но... Нет. — Он уставился на черные потолочные балки. — Я не рискну зачать еще одну дочь.
"Еще одну Рейенис. Еще одну девочку, которую я не смогу защитить".
* * *
Усадив Сареллу перед собой и привязав ее вещи к седлу, Оберин быстро пробирался переулками верфей Олдтауна. Он вяло отмечал достопримечательности, мимо которых ехал: обшарпанный храм Черной Козы, открытый и яркий — Владыке Света (оба этих божества пугали его); более приятные глазу украшенные цветами храмы лисенийской богини Иши и лхазарянского Великого Пастыря; унылый бордель, где он в тринадцать лет зачал Обару; "Перо и кружка", где всегда тепло и неизменно тебе рады, на острове в излучине Медовички (сколько лет он не пил там вино и не вел дискуссии с Марвином и Квиберном?); дальше за излучиной слева находилась улица Локтя, где жили около дюжины портных, а справа — Алмазные Сады, квартал ювелиров...
И вот наконец Звездная септа. Оберин повернул налево и въехал на площадь прямо перед светлой громадиной замка-маяка.
Из-за толпы на главных улицах его кавалькада двигалась медленно и только сейчас проезжала ворота. Оберин пришпорил коня. Сарелла взвизгнула и замахала сестрам обоими руками, едва не вывалившись из седла. Он передал младшую удивленной Обаре и обогнал кавалькаду, чтобы первым въехать во внутренний двор замка, где сир Баэлор Хайтауэр приветствовал гостей отца.
Пока Оберин спешивался, рыцарь низко поклонился.
— Ваше присутствие — большая честь для нашего Дома, принц.
— Как и ваша учтивость. — Оберин знал, что ответный поклон был в лучшем случае небрежным. — По пути мы попали в штиль. Мы что-нибудь пропустили?
— Едва ли. Сегодня утром был рукопашный бой, вечером состоится пир, а турнир начнется завтра. — Сир Баэлор посмотрел ему за плечо. — Вижу, все ваши дочери здесь.
— Полагаю, Доран попросил вас нанять кормилицу и септу. В Водных Садах слуги присматривают за всеми детьми, с нами приехала только служанка, занимающаяся одеждой.
— Да-да, все готово. — Сир Баэлор помрачнел, но Оберин был не в настроении разгадывать загадки. — Принц Оберин... обстоятельства этого визита...
— ...едва ли могут быть менее приятными. Но мы с вами должны отбросить такие соображения. — Ему следовало бы улыбнуться, но он почти забыл, как это делается. — Давайте веселиться, праздновать приход весны и это... счастливое событие в семействе Баратеонов.
"Да, счастливое событие. Когда я нанесу пятьдесят ударов ножом этому сопляку, клянусь всеми богами, я буду счастлив".
* * *
Важность гостей измерялась в замке Хайтауэр высотой над уровнем моря. На самых верхних этажах жили хозяева, хотя по легенде какой-то драконий всадник из Таргариенов однажды ночевал в комнатах на вершине маяка. Под жильем Хайтауэров располагались публичные комнаты, целый этаж был отведен под большой зал. Оберин и его свита получили комнаты сразу под залом.
Оберин обошел их все, внимательно осматривая мягкие стулья, кровати с перинами, миррские ковры и дорогие гобелены, и с раздражением был вынужден признать, что придраться не к чему. Хайтауэры определенно узнали о приезде Сареллы раньше него самого: в апартаментах была отдельная детская с двумя кроватями и каморкой для няньки. Комнаты Обары и Ним располагались неподалеку. Его собственная спальня производила должное впечатление: вазы с весенними цветами, шелковый полог, кровать, в которой без проблем поместились бы все пятеро гостей. Оберин вышел на балкон и посмотрел на Олдтаун и море. Он чувствовал себя словно в ловушке.
Три старшие дочери расположились по покоям в полусонном состоянии и капризничали. Оберин приказ принести еду, а оруженосец, Аррон Коргил, распаковывал свежую одежду на вечер. После недолгих поисков Сарелла нашлась в ванной комнате, она озадаченно разглядывала круглую мраморную ванну.
— Она такая огромная, что мы там все уместимся, — отметила она. — Или сможем играть как в Водных Садах.
— Я уверен, тебе здесь понравится.
"Всего три, она слишком мала".
Сарелла поморщилась.
— Она такая большая. Нужно очень много ведер, чтобы заполнить эту ванну. Воду сюда должен носить слон в своем хоботе. Или... Или нужен специальный фонтан.
— Слон лучше, — улыбнулась Сарелла. — Но мне нравится ванна.
— Отлично. Значит, отныне ты всегда будешь чистой.
Слуга из местных сервировал легкий ужин для девочек: свинина, тушеная с яблоками, салат с сыром и сухарями, еще теплый хлеб с изюмом и жареный лещ, утром выловленный из залива. Оберин усадил Сареллу на стул с подушкой, остальные (вместе с новой септой) постепенно рассаживались за столом. Тиена с подозрением разглядывала еду. Она единственная никогда не ела ничего, кроме дорнийской кухни.
— Приятного вечера, — сказал Оберин.
— И тебе, отец, — ответила Ним.
Он слегка поклонился и вышел.
"Приятный вечер? Да никогда".
* * *
В северном и южном каминах большого зала горел огонь, а восточный и западный балконы были закрыты, но сквозняк, гулявший по центральной лестнице, все равно выхолаживал помещение.
Оберин сидел на возвышении за высоким столом в северной части почти круглого зала, наблюдая за танцорами, кружившимися как разноцветные бабочки. Они обходили лестницу, расходились, сходились как стая чрезвычайно благородных ласточек. Присутствовали лорды Простора, Марок, Штормовых Земель и дорнийцы: довольно много каменных, меньше песчаных и совсем мало соленых как он сам. Оберин увидел светловолосую леди Ларру Блэкмонт в зеленых шелках, оттенявших загар; людей Уллера; Германа и его брата Ульвика (оба были песчанными дорнийцами); Дагоса и Майлза Мэнвуди; Делонн Аллирион и ее сына, сира Риона; сира Симона Сантагара и Андерса Айронвуда, который злился каждый раз, когда ловил взгляд Оберина, что случалось довольно редко.
Оберин знал очень мало людей с Простора: Рендилл Тарли, выигрывавший битвы, которые затевал Эйерис, и его жена Мелесса Флорент, приглядывавшая за молодой девушкой, видимо, сестрой; Мейс Тирелл, проигрывавший битвы, которые затевал Эйерис, и его сестра Мина с мужем Пакстером Редвином; бесчисленные Хайтауэры.
"Чертовы Хайтауэры, поддерживавшие Эйериса. Боги, как я ненавижу прагматиков и позерство". — Он махнул рукой слуге, чтобы долил вина в кубок. — "Засахаренная моча из Арбора. Вино не должно быть настолько сладким!"
Оберин носил кольца — из гагата и черных алмазов, — на поясе блестели обсидиановые вставки. Он, как и остальные дорнийцы, переоделся в костюм, модный на севере — но черный, в отличие от остальных... участников праздника. Яркие цвета, кружева, вороты, воланы, одна женщина в белом — Оберин старался не стискивать зубы. У него уже разболелась голова.
Закончился очередной танец, музыканты наигрывали что-то мелодичное, пока менялись партнеры. Одна из дочерей Хайтауэра, жена Мейса, Аллерия, поклонилась ему, направляясь к восточной стене, где сидели не танцующие дамы. Оберин кивнул в ответ, но не улыбнулся. Ее старший сын в одиннадцать лет был оруженосцем сира Баэлора и жил в Олдтауне, второй воспитывался в Новом Ростке, она оставила в Хайгардене только двух младших. Оберин ее за это осуждал.
— Ты похож на грозовую тучу, — прошептала леди Делонн ему на ухо, присаживаясь рядом. — В форме человека, которая собирается не оставить здесь камня на камне.
— Жаль, у меня нет возможности уничтожить их всех ударом молнии.
— Думаю, ты бы нашел способ, если бы постарался. — Она очень мягко улыбнулась. Леди Делонн была из песчаных дорнийцев: родилась в пустыне и казалась реальнее всех этих бесцветных людей из Простора. — Ты не танцуешь.
— Я не в настроении.
— Мой принц, я не пытаюсь давать советы...
— Я вас хорошо знаю и прощаю. По той же причине я не танцую. — Оберин прекрасно знал Делонн. Он согревал ее постель в пятнадцать, когда она была вдовой двадцати шести лет. Это произошло одиннадцать лет назад, до того, как Оберин пресытился, до того, как узнал о существовании дочери. — К счастью, я не единственный, кто не ведет себя как медведь на ярмарке. Половина этих болтушек тоже ни разу не танцевала.
— Там сидят септы, компаньонки, дети и старухи вроде меня — и Маллора Хайтауэр, которая никогда не танцевала и не будет.
— Дама в белом, кажется, не входит ни в одну категорию.
Деллон встревожилась.
— Сравнение неуместно, мой принц. — Она сделала реверанс и удалилась. Через пару минут она прошла в противоположном направлении под руку с Флорентом.
Из любопытства Оберин присмотрелся к женщине на другом конце зала: шестнадцать-семнадцать лет, атласное белое платье, украшенное лунными камнями. Такие же камни были в серебристой сеточке, надетой на темные волосы. Определенно дорнийка, она казалась знакомой, но Оберин никак не мог вспомнить, откуда.
Сир Баэлор Хайтауэр поднялся на возвышение и уселся рядом с Оберином на место Делонн.
— Как ваши дела, мой принц?
— Вино мне не по вкусу, повод для праздника — тоже. Что еще вы хотите услышать? — Оберин пожал плечами. — По крайней мере, я успешно отбился от приглашений на танец. Человеку, носящему траур, неприлично так себя вести. — Пристальным взглядом он постарался указать, что Хаутауэры тоже должны носить траур по сиру Гарольду — дяде лорда Лейтона и двоюродному дедушке сира Баэлора. Скорее всего, ничего не вышло.
Баэлор выдержал взгляд.
— Вы будете биться на турнире в черных доспехах?
— Нет, я не успел их получить. Но черные ленты добыть легко. — Он глотнул отвратительного вина, вспоминая последний турнир, в котором участвовал: Рейегар носил черный доспех и выиграл. — По сравнению с войной турниры кажутся легкой разминкой. По сравнению с реальностью... это почти фарс, хотя нашим дочерям такое развлечение больше по душе.
Баэлор посмотрел на Оберина словно тот сунул кочергу ему в задницу.
— Такое описание нашего праздника...
Так, хватит.
— Послушай меня, Баэлор Ветродуй, — прошипел Оберин. — Простор сам себя позорит этим помпезным торжеством в честь Дома, убившего столько его людей. Хайтауэры позорят сами себя, не чтя память своих мертвых. — Он выпрямился и посмотрел на Баэлора. Его черный наряд контрастировал с бело-серым платьем Хайтауэра. — Не притворяйтесь, что вы не оскорбляете мою сестру.
Тишина казалась ядовитой.
— Если вы так считаете, — в конце концов ответил Баэлор, — то, боюсь, я не смогу изменить ваше мнение. — Он направился к нетанцующим дамам.
На возвышение тяжело ступил лорд Уллер.
— Эй, мальчик! — Подбежал виночерпий с полной чашей. Уллер взял ее и плюхнулся рядом с Оберином. — Прекрасный вечер, не находите, мой принц?
— Беседа с сиром Баэлором очень его оживила, — признал Оберин. — Вино отвратительно.
— Если это вино, я выпью. Оно помогает забыться.
— Я тоже так считаю. — Что-то было не так. — Я знаю, почему я отираюсь у стен этого зала, где отовсюду сквозит, и напиваюсь. А что не устраивает вас?
Загорелое лицо Уллера застыло.
— Скажем так, Простор. — Он глотнул вина. — Фу. Действительно гадость.
В памяти что-то щелкнуло, и Оберин еще раз посмотрел на девушку в белом. Теперь он был уверен, что видел ее раньше — в Солнечном Копье на каком-нибудь ужине. Хотя они не были друг другу представлены.
— Это ваша дочь? — уточнил он. — Эллария, да?
— Моя дочь, — подтвердил лорд Хармен. — Моя незаконнорожденная дочь. Я раструбил о своей наследнице на все Солнечном Копье, а здесь Уллер спрятался в песок.
* * *
Важность гостей измерялась в замке Хайтауэр высотой над уровнем моря. Комната Элларии Сэнд располагалась на втором этаже, несколькими этажами ниже жилья отца и дяди. Элларии казалось, что от большого зала ее отделял миллион ступеней, каждая следующая круче предыдущей.
Ребенок внутри нее хотел спрятаться в своей темной комнате, избежать насмешек женщин Простора и жалости дорнийцев. Но пустая гордость заставляла ее сидеть в большом зале и молча страдать, испытывая упадок сил и голод (потому что во время пира есть не хотелось).
"Не я одна не танцую", — утешала она себя. Принц Оберин, которому страшно шел черный, восседал за высоким столом как мятущийся демон. Неожиданно было видеть его на празднике. В Солнечном Копье он не участвовал в увеселениях, говорили, что после смерти сестры единственная радость в его жизни — дочери.
Музыканты заиграли "Алисанну". Алисанна Хайтауэр, четырнадцатилетняя недавно расцветшая девица, сидевшая недалеко от Элларии, засветилась, словно верила, что она и есть та самая королева из песни. Молодой рыцарь в желтом дублете пригласил ее — Алисанна улыбнулась как живое воплощение весны и надежды. Эллария проводила ее взглядом. Что ж, одной девушкой, которая будет шептаться, мол, бастарды лордов Простора могут быть только виночерпиями и служанками, стало меньше.
* * *
— Ваша дочь во время пира сидела ниже соли? — тихо спросил Оберин.
— О да.
Оберин задумался: что бы произошло, если бы его дочери не так устали, чтобы присутствовать на празднике. "Атмосфера на Просторе может оказаться враждебной". Почему он раньше не догадался, о чем говорил Доран?
— Тогда зачем вы ее сюда привезли?
— Я женат десять лет, — вздохнул Уллер. — Моя жена ни разу не забеременела. А Элларии уже семнадцать, и она мой единственный бастард благородных кровей. — Оберин, у которого три дочери не были дворянками, промолчал. — Если я выдам ее замуж и получу рожденных в браке внуков...
— В Просторе это не сработает.
— Я полностью с вами согласен, мой принц. — Уллер отпил еще вина и даже не скривился. — Если бы я понял это раньше, то не привез бы ее сюда.
Маллора Хайтауэр, тридцатилетняя незамужняя девица, к тому же, по слухам, сумасшедшая, сидела в кругу вдов и сердито зыркала на каждого мужчину, которому хватало храбрости пригласить ее на танец. Иногда она обменивалась парой фраз с бледной Мелессой Тарли, которая, по слухам, была беременна третий раз за три года. О чем говорили эти двое и прочие высохшие старухи с глупыми девицами, Оберин не слышал, но заметил, что Эллария напрягалась все больше с каждым произнесенным словом, хотя лицо ее оставалось спокойным.
Оберина начало трясти от невыносимости вечера, Хайтауэров и абсурдности ситуации.
"Я не могу здесь находиться".
Он допил вино, с грохотом поставил кубок на стол и двинулся вдоль высокого стола.
Все нетанцевавшие женщины в том углу сели прямее, заметив его приближение. Оберин поклонился всем.
— Дамы. — И повернулся к Элларии, белому столпу на противоположном конце ряда. — Эллария Сэнд, позвольте пригласить вас на танец.
Она очень удивилась, но встала.
— Как вам угодно.
Оберин взял ее за руку и вывел на середину зала, как раз когда музыканты закончили играть одну мелодию и начали другую.
Свирель и скрипка точно отражали его настроение: мелодия была быстрой, тревожной и печальной.
— Прошу меня простить за оттоптанные ноги, — пробормотал он, вступая в круг танцоров. — Я слишком пьян.
Левой рукой он держал Элларию за талию, правой — за руку, но первые фигуры вела сама девушка. Через несколько секунд стало ясно, что она прекрасно танцует. Оберин никак не мог сосредоточиться, но Эллария каждый раз давала понять, каким будет следующий шаг, так что он успевал следовать.
— Зачем танцевать, если вы не в настроении? — прошептала Эллария.
— На миру и смерть красна. Мне показалось, вы так же несчастны, как и я, мы могли бы объединиться и страдать вместе.
— Спасибо за доброту.
— Доброту? — Оберин почти рассмеялся под вой скрипок. — Любой из присутствующих скажет, что я не знаю такого слова.
— Я должна доверять сплетням или собственным глазам?
Они разошлись, повинуясь геометрии танца, затем сошлись вновь. Оберин поклонился одновременно с толпой лордов и сиров, Эллария и остальные дамы сделали реверанс.
— Доверяйте и тому, и другому, — посоветовал Оберин, снова взяв ее за руку. — Моя репутация имеет под собой веские основания.
— Моя тоже. По крайней мере, здесь.
— Репутация бастарда или дорнийки? — Эллария опустила взгляд — Оберин зашипел сквозь зубы. — Именно поэтому я стараюсь держаться подальше от Вестероса. В Свободных городах мне не приходится выслушивать, как местные царьки называют моих соотечественниц шлюхами.
— Вы говорите как дорниец, — Эллария едва заметно улыбнулась. — Но в стране сладких вин и целомудрия считают иначе.
— Но своим поведением эти женщины доказывают, что достойны куда менее лестных эпитетов, чем те, которыми награждают вас. Зачем вы принижаете себя?
— Зачем вы считаете меня лучше, чем я есть?
— Не считаю, для этого у меня слишком много дочерей. — Оберин отпустил ее и взял за руку следующую даму, леди Ларру Блэкмонт, оставив Элларию на ее партнера.
— Что вы делаете с бедной девочкой? — поинтересовалась Ларра, кружась в танце.
— Уделяю ей немного внимания. Кажется, никто больше не собирается это делать. — Баэлор Хайтауэр. Честный, чопорный Баэлор Хайтауэр оказался временным партнером Элларии. От этого у "дам" Простора случится удар.
— Возможно, вы ей только что сильно навредили.
— Как я уже ей объяснил, я не бываю добр.
* * *
— Чем принц Оберин вас так расстроил? — негромко спросил сир Баэлор Эларию во время танца.
— Он не сказал ничего, что может его опозорить, сир. — Нужно было очень внимательно следить за шагами. Эллария не могла себе позволить посмотреть в угол на нетанцующих дам, шептавшихся при виде незаконнорожденной дочери дорнийского лорда, танцевавшей с наследником Хайтауэра.
Он крепче сжал ее ладонь.
— Я знаю дорнийского змея. Сегодня он настроен всем отравлять жизнь. Миледи, прошу вас, дайте мне знать, если он позволит себе лишнее.
"Принц Оберин считает, что это ваши сестры позволяют себе лишнее".
— Я не леди, но сделаю, как вы просите.
* * *
Музыканты сыграли быстрый пассаж и вернулись к основной мелодии. Оберин вернул хмурую леди Блэкмонт угрюмому сиру Баэлору (у него хватило воспитания не бросать незванную даму в середине танца) и снова взял Элларию за руку.
— Леди Блэкмонт выглядит недовольной, — рискнула прокомментировать Эллария, когда они отошли от второй пары.
— Я наступил на ее любимую мозоль. — Эллария едва не прыснула. — Она сама виновата, шагнула не туда. Вы танцуете гораздо лучше.
Поскольку она танцевала лучше Ларры Блэкмонт и большинства остальных дам, Оберин сделал над собой усилие и начал вести в танце. Эллария следовала с изяществом и точностью, всегда оказывалась в нужном месте, белый атлас контрастировал с его черным платьем.
"Танец с незнакомым человеком не должен быть таким естественным".
Музыканты доиграли последние аккорды. Оберин шагнул назад и поклонился. Эллария сделала глубокий реверанс — грациозно, мягко и немного не так.
— Вы прекрасно танцуете, — холодно сказал Оберин.
"Но с этикетом знакомы плохо, — хотел добавить он. — Вы поклонились принцу Дорна, а не его младшему брату, безземельному лорду, наследнику без наследства".
Эллария встала и посмотрела ему в глаза — Оберин понял, что ошибка была допущена намеренно. От этой мысли по телу побежали мурашки.
За плечом возник сир Баэлор.
— Принц Оберин...
— Балкон открыт? — оборвал его Оберин.
— Да, мой принц. — Тот моргнул от удивления.
— Прекрасно. Извините, мне нужен глоток свежего воздуха. — Оберин вышел из медленно вращавшегося зала.
* * *
— С вами все в порядке? — шепнула леди Блэкмонт Элларии.
— Да, спасибо. — Даже уходя, принц Оберин сумел создать впечатление грозовой тучи, способной заслонить солнце. Эллария вздрогнула. Ей казалось, она спаслась от нападения разозленной пантеры.
Леди Ларра собиралась что-то добавить, но какой-то лорд пригласил ее на танец. За его спиной замешкался застенчивый рыцарь.
— Миледи, — неуверенно начал он, — позвольте пригласить вас на танец.
Эллария улыбнулась и постаралась выкинуть предыдущего партнера из головы.
— Я не леди, но с удовольствием потанцую.
* * *
Будучи верен своим привычкам, Оберин Нумерос Мартелл на следующее утро проснулся в женском обществе. Дальнейшие наблюдения показали, что в постели было три человека. Оберин уставился на бледно-зеленый балдахин, разбираясь, что именно доставляет боль — физическую и душевную.
Таена зашевелилась во сне. Ним, устроившаяся рядом с сестрой, казалось, обняла ее покрепче. Оберин выбрался из кровати, не разбудив обеих, надел черный шелковый халат, который достал из сундуков Аррон, и посмотрел в стрельчатое окно.
Стояла прекрасная погода. В небе над заливом висели несколько белых облаков.
"Весенний турнир, спасите нас боги. — Голова раскалывалась, да и в целом Оберин чувствовал себя неважно. — Я так и знал, что с этим вином что-то неладно".
Он оставил дочерей досыпать и вышел в соседнюю комнату. Обара уже приказала принести завтрак и уминала его с энтузиазмом ребенка, для которого первую половину жизни еда была роскошью. Оберин слышал, как Сарелла плескалась в ванной и щебетала с нянькой.
— Доброе утро, — поприветствовал он старшую дочь.
"Я был всего на год старше нее, когда зачал ее. Скольких я не нашел? Сколько моих девочек страдают и умирают где-то далеко?"
Обара кивнула в ответ и указала на стол.
— Я приказала принести для тебя яйца и черный хлеб. Говорят, они помогают от похмелья.
— С чего ты решила, что я вчера был пьян? — поинтересовался Оберин.
— Ты два раза упал по пути сюда. — Обара искоса глянула на него, как когда-то давно, когда боялась, что он может в любой момент выкинуть ее на улицу. К горлу опять подступила тошнота.
— В данном случае ты права. — Оберин сел и позволил оруженосцу сервировать завтрак. — Надеюсь, черный хлеб сработает, или мне придется сражаться с больной головой.
— Разве ты должен сегодня биться?
— Честь дома Мартелл требует, чтобы я принял первый вызов.
Обара скривилась, доедая булочку.
— Целых три дня в этих доспехах. Хорошо хоть, здесь не жарко. — Она проглотила кусок. — Сарелла не высидит три дня на одном месте. — Оберин промолчал. Вчерашние события при свете дня стали еще отвратительней. — Что случилось?
— Возможно... будут небольшие сложности... в связи с вашим здесь пребыванием.
— Потому что мы бастарды, — прямо сказала Обара.
Оберин прикрыл глаза. Головная боль усилилась.
— Да.
— Ну, — начала Обара после короткого размышления, — Сарелла бы все равно не высидела на одном месте три дня. — "Она почему-то уверена, что я справлюсь хотя бы с одним противником", — подумал Оберин, но промолчал. — Мы не обязаны туда идти.
— Я собираюсь организовать вам места на последний день, но пока не знаю, как лучше это сделать. — Оберин откусил черного хлеба. — Я так понимаю, у нас есть целый сундук с одеждой для Сареллы, который никто не замечал на всем пути из Солнечного Копья?
— Да.
"У всех девочек есть наряды, достойные дочерей принца".
— Значит, с одним делом Доран за меня разобрался.
* * *
Первый день турнира прошел для Оберина словно в тумане. От топота копыт головная боль усилилась до тошноты, один раз ему даже пришлось уйти в расшитую солнцами палатку, где его вырвало. Все это время Оберин себя проклинал последними словами. Ему нравилось драться верхом, хотя он предпочитал песню меча и копья.
"Может, и хорошо, что я опоздал на общий бой, иначе говорили бы, что я отравил свой меч".
Но возможность сидеть верхом впереди остальных рыцарей что-то в нем пробудила, появилось желание не только соревноваться, но и победить, доказать Вестеросу, что над Дорном и Мартеллами нельзя насмехаться. Так что Оберин давил тошноту и выезжал навстречу очередному противнику.
Он выбил из седла десяток межевых рыцарей, какого-то Фоссовея из Зеленого Яблока, помолвленного с сестрой Мейса Тирелла Янной; сира Гарта Хайтауэра и лорда Андерса Айронвуда (с последним бой был пропитан враждебностью). Разнервничавшийся боевой конь Мейса Тирелла подарил Айронвуду единственную победу, а Рион Аллирион, сын леди Делонн, выбил его из седла в следующем заходе. Айронвуду оставалось только дуться на весь свет в палатке. Больше за победителями и проигравшими Оберин не следил.
"Это не важно. Важно выигрывать два дня подряд, а потом победить всех чемпионов".
С некоторым удивлением он услышал голос церемониймейстера, объявившего о завершении боев. Оберин позволил Аррину снять с себя доспехи с черными лентами, надел костюм для верховой езды и вместо того, чтобы передать коня слуге, снова сел в седло и направился в сады Хайгардена.
Лишившийся доспеха черный конь неторопливо прогуливался и остывал. Оберин отпустил поводья и вдохнул полной грудью запахи весны. На деревьях только начали распускаться почки, укрывая ветви зеленой дымкой, но там и сям стояли почерневшие стволы (они зацвели в год ложной весны и как многие рыцари — и не только — погибли, когда зима вернулась).
Оберин остановился под яблоней и отломил цветущую веточку.
"Для моих цветочков. Хотя Обара не обрадуется такому обращению. Дочь храбрая, словно сын. Что я буду делать, когда она зацветет? Ничего. Позволю ей быть собой. Особенно если это гарантирует ее безопасность..."
Он повернул налево в особенно густые заросли и остановился. Эллария Сэнд сидела верхом на великолепном скакуне (столь же грациозном, как и наездница) и разглядывала цветущую вишню. Заметив компанию, девушка вздрогнула и выпрямилась.
— Принц Оберин, — она поклонилась насколько позволяла голова коня. — Я слышала, что вы лично занимаетесь своими лошадьми.
Оберин поклонился в ответ.
— Всегда.
Элларию сопровождали, отметил Оберин. Вторым всадником был паж Уллеров, разминавший коня на разумном расстоянии от девушки.
— Полагаю, ваши лошади никогда не хромают. Вы сегодня прекрасно держались на турнире.
— Сам не понимаю, как. Учитывая количество выпитого вчера, меня должен был выбить из седла первый противник. — Оберин подъехал ближе. — Я не видел вас среди зрителей.
— Меня там не было. О турнире мне рассказал старый друг.
Сам Оберин ни в чем не был уверен: в тогдашнем состоянии он бы не заметил среди зрителей ожившие трупы сестры и матери, что уж говорить о прочих.
— Вы отсутствовали из уважения к невысказанному мнению Простора или провели приятный вечер после моего ухода?
Ее взгляд стал холоден.
— Вторая половина вечера мне понравилась куда больше первой. Несколько рыцарей последовали вашему примеру и пригласили меня. Мне выдалась возможность посочувствовать леди Блэкмонт по поводу оттоптанных пальцев на ногах.
Это было почти забавно. Оберин окинул Элларию взглядом с головы до ног: темно-зеленое платье на фоне весенней листвы — и вспомнил ее вчерашний белый наряд.
— Вы совсем не похожи на мою сестру. — Эллария моргнула от удивления. — У вас темные глаза, да, но вы скорее соленая, а не песчаная дорнийка. Элия всегда первой признавала, что ужасно выглядела в белом, становилась бледной поганкой. Она блистала в кремовом, цвете слоновой кости или оранжевом с нашего герба. Но вы в этих цветах будете невзрачной. Темно-красный и темно-желтый Уллеров должны быть вам к лицу.
— Я не Уллер.
— Все это уже поняли. — Конь под Оберином забеспокоился — тот отпустил поводья. — Вы должны были привезти подходящие для такого турнира наряды. До того, как решили покататься верхом, чтобы не мозолить глаза почтенной публике.
— Учитывая вашу любовь к черному, удивительно, что вы так много внимания уделяете нарядам других.
— Моя шестилетняя дочь хочет, чтобы я снял траур, но мне кажется, время еще не пришло. Возможно, когда я выиграю, все изменится. — Эллария изменилась в лице. — Вы что-то хотели сказать?
— Вы... Не только вы участвуете в этом турнире.
— Если бы я был один, я бы не смог выиграть, — пожал плечами Оберин. — Я не только не один, я даже не самый умелый рыцарь, но так интереснее выигрывать.
— Я бы хотела на это посмотреть.
— Приходите, — рассмеялся он. Звук получился странным, чужеродным. — Если вас там не будет, кого я короную королевой любви и красоты?
Эллария вздрогнула. Ее конь запрядал ушами, ей пришлось натянуть уздечку, чтобы удержать его на одном месте.
— Вы не посмеете!
— Не посмею?
Она взяла себя в руки и успокоила коня.
— Мне очень жаль, что я не смогу присутствовать на турнире, мой принц, так что ваше пожелание невыполнимо.
— Как же не подарить цветы самой красивой женщине. — Оберин элегантным жестом вручил ей веточку яблони и пришпорил коня.
Он передавал коня слугам замка, когда вернулись его дочери с сопровождающими (септой, нянькой и охраной). Они провели день в городе, разглядывая лавки и кукольные представления, появившиеся в связи с турниром.
Когда Оберин подошел ближе, Ним сделала реверанс.
— Обара говорит, мы можем посмотреть на последний день турнира.
— Таков текущий план. — Да, септа была шокирована таким предложением. Придется от нее избавиться.
Внезапно Оберину в голову пришла идея, вроде бы, совершенно не имевшая отношение к происходящему, и чем больше он ее обдумывал, тем больше она ему нравилась. Внезапно весь мир заиграл новыми красками.
— Вы увидите турнир, если я успею закончить несколько дел, — медленно произнес Оберин, смакуя идею. Понадобится... ювелир. Определенно. — Встретимся в замке, когда я покончу с первым из них. — Он посмотрел на остальных дочерей. Тиена, сжимавшая в кулаке обрезки цветных лент, была счастлива, как слон. Обара была молчаливее и задумчивей обычного. Сарелла уснула, ее несла на руках нянька.
Дети пошли в замок, а Оберин нашел свежего коня и отправился в Олдтаун на улицу Креста. Первые три ювелира не смогли ему помочь, но четвертый нашел все необходимое.
— Это действительно прекрасные камни, — сказал Оберин серому хозяину лавки, разглядывая в лупу три одинаковых рубина и ярко-желтый каплевидный бриллиант. — У вас есть еще такие же, чтобы хватило на мой заказ?
— Да, мой принц, — ювелир достал поднос с россыпью драгоценных камней. — Если позволите предложить: с ними хорошо будет сочетаться желтое и розовое золото.
— Согласен. — Оберин потер переносицу. Он против воли наслаждался происходящим. — Вы сможете доставить это в замок на рассвете третьего дня? — Конечно, мой принц.
"Отлично. Еще один мучительный ужин с лордом Лейтоном, день состязаний и все — выражения лиц Хайтауэров стоят любых мучений".
— Прекрасно.
* * *
Почти неофициальный ужин с лордом Хайтауэром оказался именно таким ужасным, как и ожидал Оберин. Он был готов к присутствию Мейса Тирелла, сюзерена Хайтауэров, но забыл, насколько тяжело выносить общество этого человека. Хотя вопрос о самочувствии его скакуна смутил Тирела настолько, что тот почти весь вечер молчал.
Стало только хуже.
"Доран, если ты хотел, чтобы я обсуждал с Хайтауэром политику, мог бы хотя бы рассказать о ваших делах мне больше, чем ему".
Тирелл редко открывал рот, заметив только, что у него есть трехлетний сын и двухлетняя дочь, которые вполне в свое время могли бы породниться с отпрыском Баратеонов.
Оберин откланялся через несколько часов после полуночи, сказав, что с утра ему надо присутствовать на турнире. В ответ Тирелл захотел еще раз выпить за удачу. Каким-то чудом Оберин не сломал себе шею на лестнице. Иначе не видать ему победы в турнире как своих ушей.
На следующее утро он проснулся в компании Сареллы, свернувшейся на подушке, и с куда меньшим похмельем, чем ожидал. Когда Оберин сел на кровати, младшая дочь открыла глаза и забралась к нему на колени со счастливой улыбкой.
— Пора вставать?
— Да.
— Хорошо! — Она встала. — Сегодня будет прекрасный день!
— Сарелла, не прыгай на кровати. — Оберин потер лоб рукой.
Она замерла.
— У тебя болит голова?
— Да.
Сарелла обняла его и поцеловала в лоб.
— Тебе лучше? — с надеждой спросила она.
"Нет".
— Гораздо лучше. — Оберин спустил дочь на пол (она убежала) и начал одеваться.
Ему пришлось признать, что день действительно был восхитительным. Светило солнце, и даже на этой высоте воздух прогрелся.
"Почему же я не чувствую тепла?"
* * *
Капуста и шпинат (рецепт Ним) помогали от головной боли не лучше яиц и черного хлеба, тем не менее, Оберин продолжил участвовать в турнире, сохраняя невозмутимость. Теперь он наблюдал не только за своими противниками, но и за остальными участниками. Если он не вылетит из седла до конца дня, то завтра встретится с тремя из них.
Рыцарь в желтом сюрко, расшитом красными муравьями, храбро сражался пол-утра, пока не пал под натиском сира Хармена Уллера, которого в следующей же схватке выбил из седла Алекин Флорент. Флорент не смог противостоять Симону Сантагару, блистательному рыцарю из Споттсвуда. Одна из девиц Хайтауэр все это время вздыхала по муравьиному рыцарю и не сводила с него глаз. Тот оказался достаточно воспитан, чтобы не отходить от нее ни на шаг (после того, как выбрался из покареженных доспехов).
"Зачем ему все это? Ее "красота" и "очарование" — не более чем вялая и безжизненная банальность".
Сир Рион Аллирион с красными и черными ромбами на одежде (цветами матери) практически весь день просидел на своем месте. "Вот уж действительно, "Врагу не пройти". Но к вечеру настала очередь пятнадцатилетнего рыцаря из Простора (он недавно получил шпоры и сюрко с дубовыми листьями на золотом поле). Так началась самая жаркая схватка дня.
Сир Рион и юный сир Арис сломали по пять копий, с каждым новым заходом зрители — и простолюдины, и благородные — орали все громче. Противники опять ринулись друг на друга в лучах заходящего солнца, и Арис Окхарт выбил из седла наследника Дара Богов. Толпа взорвалась криками и аплодисментами, а мальчик с серьезным видом принимал восторги зрителей.
"У Простора появился новый герой, а у парнишки — будущее".
Баэлор Хайтауэр царственным жестом принял трофеи — доспехи проигравших, включая доспехи отца. Честно говоря, лорд Лейтон не должен был участвовать в турнире: ему уже исполнилось пятьдесят, и дни его славы на ристалище давно прошли. Но он убедительно сломал копье в схватке против своего наследника и после поражения во всеуслышание заявил, что он так внезапно решил участвовать в турнире, чтобы дать сиру Баэлору последний шанс проиграть достойно. В ответ Баэлор только улыбнулся.
Оберин же... Оберин просто выигрывал. Рыцари с дельфинами, белками, солнцем и звездами на гербе; с золотым деревом, хорьком, оленем, бело-голубыми полосами. Рэндилл Тарли, оба брата Манвуди, юный Имри Флорент. Солнце Мартеллов сияло на его щите, черные ленты трепетали на ветру. Оберину даже один раз показалось, что с трибун раздался голос сестры.
"Для тебя, Элия. Я выиграю этот турнир для тебя".
К вечеру настроение у него было лучше, чем в целом в последнее время. Баэлор Хайтауэр, Симон Сантагар и чудо-ребенок Окхартов. Их можно победить. Их нужно победить.
По пути в конюшни Оберин услышал детские визги из сада. Осмотревшись, он обнаружил Сареллу, игравшую в чудовищ и принцесс с двумя мальчишками ее возраста, неподалеку стояли нанятая нянька и служанка с цветами Редвинов на одежде. Несколько минут Оберин наблюдал за игрой, размышляя, каким образом в маленьких детях уживаются хрупкость и несокрушимость.
Тиена и септа Дансиль занимались в лекарственном огороде. Септа рассказывала о разных способах применения трав, которые не росли в Дорне. Оберин сдержал улыбку: септа упускала наиболее интересные способы их использования. О них он расскажет дочери потом.
Увидев отца, Тиена сделала реверанс — настоящая маленькая леди. Оберин поцеловал ее руку.
— Тиена Сэнд, какая встреча! Где твои сестры?
— Сарелла в роще с близнецами Редвин. Ним и Обара внутри.
— Они очень прилежные девочки. Они узнали, что мейстер Перестан закончил писать историю последней войны — есть всего три копии! — и ничто не могло бы помешать им ознакомиться с этим трудом.
— Обара и Нимерия очень... самоотверженны.
Обара была в лучшем случае равнодушной ученицей, из всей истории она интересовалась только хрониками войн. Ним любила читать, но предпочитала обсуждать современную политическую ситуацию, а не дела давно минувших дней.
— Я очень хочу к ним присоединиться. — Он уже прочитал приличную часть этого труда, которую Перестан написал собственной рукой и переслал в Солнечное Копье. — Думаю, я так и поступлю.
Он попрощался с септой и обманчиво ангельской дочерью. Удостоверившись, что они его не видят, Оберин перешел почти на бег. Поднявшись по лестнице, он остановился, чтобы перевести дыхание, и распахнул дверь.
Ним — слава богам! — выглянула из спальни в общую комнату.
— Это моя вина, — сказала она испуганным голосом.
— Нимерия Сэнд, ты не умеешь врать, — покачал головой Оберин и подошел ближе. Ним вцепилась в плохо зашнурованное платье. У нее были мокрые волосы. Зачем она мылась в середине дня?
— Чтобы ты ни натворила, это придумала Обара, так?
— Нет! — настаивала Ним. — Я! — Она дрожала и чуть не плакала.
— Прекрати, я не буду тебя бить. Что случилось?
— Мы... мы ходили гулять.
— Гулять?
— В город. — Она шмыгнула носом. — 'Бара врет еще хуже меня, нужно было придумать, что сказать септе Дансиль. Обара хотела пойти одна, но я ее не пустила. Сказала, что все расскажу, если она не возьмет меня с собой.
— В Олдтаун.
— Нас никто не узнал, — заверила она. — Мы надели льняные платья, не надели обувь и вышли через дверь для прислуги.
Оберина душила ярость.
— Куда вы отправились?
Ним села на диван и притянула колени к груди.
— В порт. 'Бара что-то искала, не знаю, что. — Несмотря на гнев, Оберин удивился. — Потом мы пошли смотреть турнир. Мы тебя видели из толпы.
"Мои дочери не просто незаконнорожденные, они незаконнорожденные принцессы. Они не должны следить за турниром из толпы крестьян и подмастерьев".
— И? — сказал он резче, чем следовало.
— Ты хорошо выступил, — неуверенно ответила Ним.
— Я не об этом. — Оберин сел перед дочерью на колени. — Почему ты расстроилась?
Ним сжалась в комок.
— Я... Обара увидела знакомого. Он нам нагрубил.
— Нагрубил?
"О боги..."
— Он... он спросил, кто я такая, и... Обара сказала, что это не его дело. Он... спросил, расцвела ли я, и... она сказала, что нет. Потом он сказал что-то непонятное, и Обара велела бежать. Мы сбежали. Неслись через весь город. — Она смутилась. — Мы порвали платья. Прости...
— Не беспокойся ты о платьях. Сама цела?
Ним пошевелила пальцами левой ноги.
— Я ударилась ногой. Отец...
Оберин снял изысканно вышитую туфельку: большой палец опух, на всех были синяки, а на пятке — царапины.
— Кажется, моим ногам не по нраву Простор, — рискнула предположить Ним.
Оберин надел туфлю обратно и встал. Окна комнаты выходили на луга, ванной — в парк. Из комнат девочек виднелось ристалище, только в комнате Оберина открывался вид на бухту.
Он вышел на балкон. Минуту-другую просто разглядывал закат над морем и молчал.
В конце концов на другом конце балкона шевельнулась темная фигура.
— Прости, что я вытащила Ним.
— Мне жаль, что ты пошла туда.
— Я должна была сходить. Еще раз все увидеть.
Оберин посмотрел на Обару. Та разглядывала порт так, словно все еще жила в дешевом борделе.
— Если бы я знал, что ты хочешь пойти, я бы взял тебя в город.
— Ты был расстроен. Я не хотела тебя беспокоить. Я...
— Обара, я твой отец.
Она посмотрела на него. Страдание, написанное на лице дочери, подействовало на Оберина как удар копья в живот. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом Обара обняла отца.
Оберин покрепче прижал к себе дрожавшую девочку. Обара не плакала; она не плакала с тех пор, как ее забрали от матери (иногда Оберину казалось, что она не знает, как это делается). Но бившая ее крупная дрожь выдавала истинный возраст и темперамент, Обара в тот момент была похожа на Сареллу, еще одного ребенка, еще одну змейку в серпентарии, которую Оберин должен был оберегать.
Название: Тропа у ручья Автор:серафита Бета: Иллюстраторы:Мэй_Чен Персонажи/Пейринг: Джон Сноу/Бран Старк, Джон Сноу/Робб Старк опционально, Арья Старк, Якен Хгар, Жиенна Вестерлинг, Сибелла Вестерлинг, прочие упоминаются Тип: слэш Рейтинг: R Жанр: драма, капля канонной мистики Размер: макси (~15 000 слов) Саммари: спустя 7 лет Джон Сноу приезжает в Винтерфелл, чтобы увидеть братьев и сестру, навестить в крипте мать, которую всю жизнь считал тёткой, и дядю, который навсегда останется для него отцом, и заодно уладить пару семейных дел. Однако время не стоит на месте, и в прежнем семейном гнезде, помимо воспоминаний, его поджидают разочарованный в жизни мужчина, слепая женщина и синеглазый колдун Примечания: фанфик написан на PLiO BigBang-2014 Предупреждения: Р+Л=Д, упоминание неканоничных смертей персонажей и неканонично выживших, смешение канона сериала и книг (в частности, в том, что касается женитьбы Робба Старка), постканон. По большому счёту, автору всё равно, чем всё закончилось с Иными, так что некоторые события остаются за кадром Дисклаймер: Джордж Мартин Ссылка на скачивание:txt, doc, rtf, epub, fb2
I
Холода всё ещё не отступили, и неосторожно оставленная вне седельных сумок фляга с водой к утру превратилась в кусок льда, обёрнутый кожей, но первые признаки наступающей весны уже чувствовались в воздухе. Каждое утро мейстеры в башнях, тщательно сверяясь с записями своих предшественников, отыскивали новые приметы. Джон остановился на взгорке ненадолго, пережидая краткий приступ замешательства, почти испуга при виде крепости. Он и сам бы не смог объяснить, чем вызвано это чувство: тем ли, что Винтерфелл так изменился по сравнению с образом, который хранила его память, или же тем, как сильно изменился он сам. Прежде Джон часто слыхал, что с годами стены, прежде возносившиеся до небес, становятся ниже, потому что человек вырастает. Но стены Винтерфелла вовсе не казались ему меньше: просто теперь у него была Стена. Успокоив себя этой мыслью, Джон пустил коня медленным шагом, пристально глядя по сторонам и замечая всё больше изменений: западная наружная стена оказалась изрядно повреждена, Охотничьи ворота выглядели новыми, а решётка над ними — так, словно только что вышла из кузницы. Ров был засыпан мусором и сейчас там деловито копошились люди, очищая его. В целом, замок казался слегка запущенным, однако повсюду были видны строительные лесы и груды камня, туда-сюда сновали слуги, и Джон сделал вывод, что Робб не терял времени даром. Джон продвигался вперёд; хотя никто до сих пор не остановил его, однако никто, похоже, и не узнавал. "Ничего удивительного — с тех пор я обзавёлся парой новых шрамов на лице и на полфута прибавил в росте. Не только Винтерфелл несёт на себе новые отметины". Очевидно, стражники не сочли одинокого путника достаточно опасным, чтобы задерживать его, и человек в накидке с изображением волчьей головы поверх варёной кожи остановил его, только когда Джон миновал внутренние ворота. — Прошу прощения, сир, — хрипло от мороза, но довольно почтительно обратился он к Джону, протягивая руку к поводу его коня. — Если вы к лорду Старку по делу, назовите себя. Джон вздрогнул и только спустя миг вспомнил, что "лорд Старк" — это давно уже Робб. Солдат заметил его промедление и нахмурился, положив руку на меч. На его лице отразилось замешательство, когда он разглядел Джона как следует. Ничего удивительного, что в конце концов узнали не его, а Призрака. Огромный лютоволк беззвучно вынырнул из высоких сугробов у самых ворот крепости. Лошади во дворе заволновались, только каурый жеребец Джона, Хвастун, привычный к запаху хищника, остался спокоен. Меч стражника наполовину вышел из ножен, он попятился, озираясь по сторонам. Джон подозвал волка тихим свистом, и Призрак, бесшумно ступая по снегу, приблизился и замер рядом. Ни единая тёмная отметина не пятнала его шкуру, глаза были красными, как зеницы чардрев, а холка приходилась почти вровень с лошадиным крупом. — Передайте… лорду, что приехал Джон Сноу из Ночного Дозора, — сказал Джон, спешиваясь. Один из дворовых мальчишек подхватил поводья. Стражник, опомнившись, поклонился и подозвал ещё двоих. Один из пажей, повинуясь его жесту, опрометью бросился к Большому Замку — предупредить лорда. В сопровождении своего небольшого экскорта Джон впервые за семь лет вступил под своды Винтерфелла. Робб ждал его, восседая на высоком месте Эддарда Старка. Несмотря на ясный день, помещение освещала полудюжина факелов, однако стены великого чертога Винтерфелла всё равно тонули во мраке. Джон заметил светлые проплешины на местах, где раньше висели гобелены и знамёна. Кое-где голый камень стен попытались прикрыть, но новые гобелены отличались по размеру, и пятна бросались в глаза ещё больше. Джон отвернулся с тягостным чувством. Он знал, чего ждать, и сумел встретить взгляд лорда Винтерфелла без того, чтобы искать за его плечом другую, более внушительную фигуру. — Джон Сноу, — проговорил Робб медленно, как будто не верил своим глазам. — Милорд, — официально произнёс Джон. — Тебе следовало бы послать птицу, — сказал Робб, всё ещё глядя на него с помоста так, словно Джон был призраком или тенью. — Винтерфелл достойно встретил бы главу Чёрного Братства. — Я полагал, что это лишнее. Отчего-то слова Робба задели его. На язык просилось "Разве я должен отправлять предупреждение с печатью и глашатая с рогом, прежде чем вернуться домой?" Джону стоило трудов избавиться от сопровождения: он потратил неделю на попытки убедить своих офицеров, что в состоянии позаботиться о себе сам, и и ещё столько же на то, чтобы успокоить Сэма. В конце концов Джон попросту сбежал, прихватив с собой только двух братьев-разведчиков, да и тех, пользуясь властью лорда-командующего, оставил в деревеньке в сутках пути от Винтерфелла. — Я приехал сюда не как Брат, — сказал он наконец. — А как брат. По тому, как вздрогнул Робб, Джон понял, что тот уловил разницу. Однако затем не последовало ничего из того, чего он ожидал: ни объятий, ни более тёплых приветствий. Робб даже не спустился к нему. Вместо этого он кликнул слуг и велел разместить гостя, и ощущение неправильности, преследовавшее Джона, усилилось. — Я хочу посетить крипту, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Если на то будет ваше позволение, милорд. Робб помрачнел, но кивнул: — Да, разумеется. Тебе выделить сопровождающего? — Не стоит, я помню дорогу. И нужно куда-то определить Призрака — вряд ли он уживётся с собаками на псарне. Джон запоздало вспомнил, что Серый Ветер мёртв, но Робб даже не изменился в лице. — В богороще, я полагаю, ему найдётся место. Теперь там живёт Лето. Джон подумал, куда подевалась Нимерия, но решил повременить с вопросами. Холодность Робба насторожила его. В детстве тот всегда становился заносчивым, когда чувствовал свою неправоту, однако сдержанность приёма удивила Джона. Словно из Робба теперь было не высечь ни искры радости, как ни старайся. Возможно, подумал Джон, всё дело было в его ведьме, о которой болтали вечерами у костра и у жаркого очага в тавернах. В его волантийской леди-жене, которую выпотрошили, как рыбу, у него на глазах в пиршественной зале Фреев, пока вокруг провозглашались здравицы, а его дядя целовал свою невесту. Талиса Мэйгор, королева Севера, так её звали. Джон не видел своего брата много лет, но слышал достаточно. Шевелюра Робба по-прежнему пылала, как у истинного Талли — это был цвет, составленный из кленовых листьев в начале осени, пламени закатного солнца и всех оттенков желтизны и золота между ними. Его блестящие глаза были синими, как летнее небо, а движения по-юношески лёгкими, но сердце Джона сжалось, когда он увидел, что у висков осенняя рыжина волос Робба была сильно разбавлена сединой. Он невольно задумался, насколько сильно изменился сам. Джон уезжал отсюда бастардом, не знающим имени своей матери, четырнадцатилетним мальчишкой, полным иллюзий, а вернулся лордом-командующим Дозора и признанным сыном принца королевской крови. Он до сих пор помнил каждое слово в письме королевы Дейенерис — скреплённом красной печатью с оттиском трёхголового дракона, на тонкой душистой бумаге, украшеной золотыми кистями. Оно всё ещё жгло ему руки. Спустя несколько недель вороны разнесли точные копии этого письма, переписанного на бумаге попроще, во все замки и великие твердыни Семи Королевств. После падения Стены и битвы у её развалин, уже получившей у летописцев имя Песни Льда и Пламени (Джон подозревал, что слава менестреля, который первым назвал кровавую усобицу двести лет назад Танцем Драконов, не давала им покоя) в Вестероссе не осталось безумцев, способных оспаривать волю Дейенерис Таргариен, королевы на Железном Троне, первой этого имени. Хоуленд Рид покинул Сероводье впервые за двадцать лет, чтобы засвидетельствовать каждое слово маленького мёртвого мейстера, которого Джон знал с детства. Лювин свято хранил доверенную ему тайну и намеревался унести её в могилу, но он был воспитанником Цитадели в Староместе, а значит, слишком приверженным истине, чтобы лишить мир права когда-нибудь узнать правду. Он уже жил в Винтерфелле, когда Эддард Старк вернулся с юга, привезя с собой останки Лианны и кормилицу с младенцем. Не увидеть в ребёнке Старка было невозможно для любого здравомыслящего человека, не заметить, что ему никак не меньше полугода — немыслимо для лекаря. Девятнадцатилетнему лорду Старку, за год потерявшему всю семью, нужен был человек, которому он мог бы доверить свой секрет — и кто-то, кто помог бы избежать неудобных вопросов о возрасте ребёнка. Когда Теон Грейджой предательски захватил замок, мейстер извлёк свои записи из тайника, в котором хранил их многие годы, и спрятал в богороще. У подножия чардрева, под слоем дерна и почвы, в переплетении корней обнаружился небольшой ящик из железного дуба, не пропускающего влагу, а в нём — засушенная синяя роза, рассыпавшаяся от хрупкости, поблекший от времени шёлковый свадебный плащ, чёрно-алый, с верху до низу расшитый мелкими рубинами и бриллиантами, и две пряди волос, серебристо-пепельная и тёмно-каштановая, перевитые простым шнурком. Когда Джон был совсем маленьким, втайне он мечтал, что однажды выяснится некая тайна, вследствие которой он волшебным образом окажется сыном леди Кейтилин. Жена отца в ту пору представлялась ему красивейшей женщиной на свете, и он отдал бы всё, чтобы добиться её расположения. Со временем он расстался с этой фантазией, и на несколько лет её место заняла другая: теперь он выдумывал себе мать, скрупулёзно выстраивая в воображении её облик. Разумеется, она всегда была благородной леди, а обстоятельства, разлучившие её с отцом — неизменно кровавыми и ужасными. Затем и этой мечте пришёл конец: Джон вырос, стал понимать, что к чему, и долгие годы мучился мыслью, не была ли его мать обозной шлюхой или служанкой из таверны, согласившейся согреть заезжего лорда за серебряную монету. Правда стала одновременно и благом, и источником печали, потому что окончательно разорвала его связь с прошлым. Обстоятельства оказались слишком кровавыми и более ужасными, чем могло создать детское воображение. Отец Джона носил драконов на панцире и знамёнах и не имел никакого отношения к Эддарду Старку. Однако других братьев и сестёр ему не мог дать никто, и спустя годы они всё ещё оставались его единственной семьёй, а Винтерфелл — единственным домом, память о котором хранило его сердце.
II
Крипта осталась прежней — тёмной, гулкой и пугающей. Местом, которого Джон боялся как зимы, когда был ребёнком. Разумеется, он никогда не показывал страха, и после, когда подрос, специально подбивал братьев и сестёр ходить туда. Арья и Бран отличались полным бесстрашием, зато Робб боялся ещё больше, чем он сам, и никогда не умел владеть лицом настолько, чтобы скрыть это. Отблески факела скользили по стенам, и владыки Севера возникали перед Джоном один за другим, словно свет создавал их на миг, а за его спиной они вновь переставали существовать. Рикард и Эдвил, Брандон, Виллам, Доннор, Дженнел и ещё один Брандон… Эддард. У границы запечатанных гробниц Джон замедлил шаг. С тех пор, как он был здесь в последний раз, ряд склепов стал длинней. Смотреть на статую отца было странно и тягостно. Эддард Старк сидел, положив поперёк колен меч, глядя прямо перед собой сосредоточенным пустым взглядом. Рядом пряталась ниша поменьше — место упокоения младшего из его сыновей. Рикон Старк умер, но дожив до своей седьмой зимы. Место маленькой усыпальницы было отмечено искусно высеченным из камня изваянием, изображавшей лежащего лютоволка. Каменотёс явно был родом из Винтерфелла и видел Лохматого Пёсика, потому что сходство едва не заставило Джона попятиться. Тут же была ещё одна усыпальница, пустая: последнее пристанище Кейтилин Талли. Септон отказался петь по ней, а останки были сожжены и развеяны по ветру, но Робб проявил упрямство и похоронил в семейной крипте прядь её волос. Джон стоял перед гробницами, пока факел не начал опасно потрескивать и мерцать в его руках. Ничего, кроме усталости после длинного дня в седле, он не чувствовал. Ни покоя, ни облегчения, которые обещали все без исключения боги, не важно, были ли их лики вырезаны на деревьях или же изображены на храмовых стенах. Только пустота. Джон остановился у статуи Лианны Старк. Она осталась такой, как он её запомнил: печальное лицо под покрывалом и корона из искусно высеченных каменных роз поверх. Кто бы ни был мастер, изваявший её, он знал своё дело. Джон вынул из-за пазухи бережно завёрнутый в шёлк цветок. Голубая роза на тонком стебле, баснословно дорогая на исходе зимы, досталась ему почти задаром на деревенской ярмарке в одном дне пути от Винтерфелла: в нынешние времена не находилось людей, готовых платить звонкой монетой за цветы. Джон бережно вложил бутон в каменные пальцы, затем развернулся и начал подниматься по ступеням.
Робб ждал его у выхода из крипты. Джон удивился: после приёма, оказанного ему в чертоге, было странно видеть, что брат лично дожидается его появления. — Я хотел пригласить тебя присоединиться ко мне за ужином, — сказал Робб. — Я думал, мы и так увидимся за столом. — Нет, я имел в виду ужин в моих покоях. Ведь ты бы хотел поговорить о сёстрах? Джон подавил вспыхнувший гнев. — Мне показалось, ты не желаешь обсуждать причины моего визита, — наконец сказал он. — Но да, я приехал поговорить о девочках и о Бране. Робб отвёл взгляд. — Я собираюсь навестить Арью, — добавил Джон. Когда он услышал об этом впервые, то почувствовал настоящую ярость. Младшая сестра вернулась домой больной и измученной, а новый лорд Винтерфелла не нашёл ничего лучшего, чем отослать её во Вдовью Башню. Когда-то эту крепостцу на границе земель Винтерфелла возвёл их прапрадед-Старк для своей матери, пожелавшей жить отдельно от сына и невестки. Джон не увидел в этом решении ничего кроме отвратительного желания избавиться от больной и обесчещенной девушки. Он не мог понять и простить Роббу такой жестокости. — Почему бы тебе заодно не отослать туда и Брана? Калеки тоже не добавляют дому чести. Лицо брата вспыхнуло: — Как ты смеешь! — Добавь ещё — "бастард", — холодно сказал Джон, и тот осёкся. — Ты ничего не понимаешь. Она женщина… — И это — её главный изъян, верно? — Она женщина, и она выросла на улицах и дорогах, — настойчиво повторил Робб. — С бродягами, певцами и разбойниками. — Бран тоже много путешествовал, — упрямо сказал Джон. — Отчего бы тебе и его не записать в позор дома Старков? Мало ли могло найтись любителей калек и маленьких мальчиков? По-твоему, одно лишь то, что он мужчина, сразу избавляет его от любой угрозы? Судя по лицу Робба, именно так он и думал. — Тебе, разумеется, лучше знать. Чёрные Братья разбираются в таких вещах, верно? Джон понял, что ещё мгновение, и он ударит кулаком, вкладывая весь свой вес, как учил сир Родрик. Разговор стремительно превращался в ссору. Однако шесть лет в качестве лорда-командующего Ночного Дозора приучили его обуздывать свой нрав, а возле колодца стояло несколько человек в латах и плащах с белыми лютоволками. — Увидимся вечером, — сдержанно сказал Джон. — Я не собираюсь говорить об этом при слугах. Робб как будто только сейчас заметил, что к ним прислушиваются. Он провёл рукой по лицу, словно стряхивая невидимую паутину, и его взгляд стал спокойнее, глаза прояснились. Он кивнул. Джон, поколебавшись, всё же стиснул его плечо пальцами в коротком жесте утешения и поддержки. Видят боги, он не так собирался начать этот разговор. Джон чувствовал, как Робб провожает его взглядом, пока створки двери не сомкнулись за его спиной.
До ужина ещё оставалось время, а разговор с Роббом отбил у Джона аппетит. Разложив немногочисленные вещи в комнате, которая когда-то давным-давно принадлежала ему (Робб распорядился поселить его в прежних покоях), Джон спустился во двор. У него было ещё одно дело, и он заметил угловую башню, у входа в которую стражников не было. Слуги старались не задерживаться возле неё надолго. Некогда в просторных покоях Великого Замка, в большой квадратной комнате с очагом и грудой шкур на полу Джон видел Брана в последний раз. Пугающе маленькая неподвижная фигурка под кучей мехов и одеял до сих пор стояла перед его внутренним взором. Семь лет миновало, и теперь он хотел бы новых воспоминаний. Проходя через двор, Джон заметил несколько повозок под навесом у конюшен, на которые не обратил внимания раньше. На дверях и на попонах коней красовался герб: шесть белых ракушек на светлом песчаном поле. Если только Робб не занялся разбоем на большой дороге, в замке сейчас были гости. Другие гости, кроме него самого, мысленно поправил себя Джон. Дверь в башню была не заперта и никем не охранялась, и Джон принялся подниматься по узкой крутой лестнице. Здесь горели факелы, закреплённые в железных кольцах по обе стороны от ступеней, и Джон чувствовал исходящее от камня тепло. Похоже, в этой части замка уже восстановили подачу тёплой воды из подземных источников, пронизывающих стены замка, подобно кровеносным сосудам. У дверей в горницу тоже никого не было, и Джон вдруг почувствовал тревогу. Он невольно нащупал кинжал у пояса. Дверь беззвучно открылась от первого же толчка. У Джона перехватило дыхание, когда он увидел укутанную в тёплые меха фигуру в кресле у камина. Он и сам не мог сказать, чего ожидал. Быть может, увидеть мальчика, который учился натягивать тетиву в погожий летний день во дворе замка. А потом Бран повернул к нему голову, взглянул в лицо, и в следующий миг Джон оказался рядом с ним, стискивая его в объятиях и целуя в щёки, в виски и губы, как маленького ребёнка, и он не мог бы сказать, кто из них плакал, а кто смеялся.
Позже Джон сидел у кресла прямо на полу, на брошенных на камень волчьих шкурах, прислонившись плечом к укутанным пледом ногам брата. Рядом с ним стояла ваза с мелкими северными яблоками, желтоватыми, круглыми и сморщенными, как лицо старухи, и сладкими, как мёд. В прежние времена леди Кейтилин со служанками ежегодно делала из них сидр, которым можно было бы споить всё население Винтерфелла и ещё осталось бы на деревушку у реки. И всё равно каждый раз яблок было так много, что их некуда было складывать в кладовых. Джон жевал угощение, жмурясь от удовольствия, тщательно разгрызая даже мелкие тёмные косточки. Бран смотрел на него сверху вниз с улыбкой. Своё яблоко он держал в ладони. Время от времени они принимались переговариваться, и хотя вопросы и ответы были отрывистыми и торопливыми, без начала и завершения, Джону было хорошо, как давно уже не бывало. Он надолго умолкал, а затем продолжал рассказ с того места, на котором прервал его четверть часа назад, и Бран тут же подхватывал беседу. Не было и следа той неловкости, которая возникла при встрече с Роббом. Джон думал, что Бран будет бледен из-за своего недуга и постоянного пребывания в четырёх стенах, однако Робб первым делом велел восстановить седло, чертежи которого когда-то привёз ему Тирион Ланнистер. И хотя его пришлось подогнать по росту и весу, Бран явно часто и с удовольствием пользовался им. Он также не выглядел слишком хрупким или младше своего возраста, как часто случается с калеками, особенно теми, кто получил увечье прежде, чем начал взрослеть. Его волосы были темнее, чем у Робба — как сердце граната или цветок чардрева, необыкновенно длинные. — Ходор по-прежнему достаточно крепок, чтобы носить меня на руках, и будет крепок ещё долгие годы. Но всё же со временем он не становится сильнее, а я — легче, — улыбаясь, говорил Бран, пока Джон рассматривал его белеющее в темноте лицо. Джон вдруг понял, что оно напоминало ему. Статую в крипте, на которую он смотрел совсем недавно. Полумрак скрыл краски, а изображение в подземелье давало представление только о чертах лица, а не о цвете волос и глаз, и сейчас заметно было, что кровь Талли не сделала Брана менее Старком. «Отец сравнивал Арью со своей сестрой, потому что она отважна и честна, — подумал Джон. — Но в итоге из нас всех больше всего на Лианну похож Бран». Голос Брана, мягкий и богатый, как букет дорнийского вина, но по-мальчишески звонкий, тоже изменился. Однако каким-то образом Джон явственно угадывал в нём прежние ноты, и это радовало его сердце. Бран шевельнулся, и Джон поймал тонкое запястье, ощупал ладонь. Его брови взлетели вверх. — Струны, — улыбаясь, сказал Бран, — и письмо. Мне было нужно чем-то занять разум и руки, чтобы не ослабеть окончательно. Он выглядел радостным и очень довольным собой, как будто смог преподнести Джону приятный сюрприз. Джон провёл пальцем по мозолям на его руке: — Должно быть, ты много упражнялся. — О да, — самодовольно согласился Бран. — Особенно последние полгода. Думаю, мои руки останутся достаточно сильными, чтобы натянуть тетиву. Джон заметил, что плечи под его мехами уже определённо не казались мальчишескими, и мысленно согласился. Если бы не увечье, брат вырос бы в сильного мужчину, и, судя по всему, к пятнадцати годам перерос бы и Робба, и его самого. Джона поразила мысль, что сейчас Бран был уже старше, чем был он сам, когда отправился на Стену. Робб показался ему чужаком, а превратившийся за семь лет из ребёнка в почти мужчину Бран как будто совсем не изменился. У Джона хватило ума не показывать сомнений по поводу желания Брана взяться за лук. — Ты собираешься стрелять, сидя верхом? — осторожно спросил он. — Дотракийцы так делают, — пожал плечами Бран. — Почему я не могу? Джон вскинул руки ладонями вверх в жесте капитуляции: — Нипочему, — улыбаясь, ответил он. — Не вижу причин, отчего бы у тебя должно не получиться. Именно сейчас, глядя на прекрасное, как у сказочного Дитя Леса, лицо брата, Джон наконец почувствовал, что вернулся.
III
За ужином Джона усадили на почётное место по правую руку от Робба. Слева сидел незнакомый Джону молодой человек в серой мантии и с цепью мейстера на груди. Цепь, как заметил Джон, была коротковата, и среди её звеньев на его вкус было слишком много бронзы, золота, латуни и меди, тогда как он предпочёл бы серебро или доброе железо. Впрочем, ему хватило благоразумия промолчать. Но всё же не было ничего хорошего в том, что при молодом лорде оказался столь же молодой советник. Септона Робб не держал. С другой стороны от Джона расположились две дамы, обе во вдовьих нарядах. Одна была совсем молодая, скорее худощавая, чем стройная, с густыми каштановыми волосами, перевитыми весьма скромной ниткой жемчуга, и миловидным свежим лицом. Она не поднимала глаз от своей тарелки и отвечала на вопросы едва слышным голосом. Вторая женщина была старше, куда громче, с цепким взглядом и отличалась завидным аппетитом. Робб представил их как леди Вестерлинг и её дочь, Жиенну Морс. Два дня назад ось самой большой из трёх повозок их скромного поезда с треском лопнула едва ли не перед самыми воротами Винтерфелла, и лорд счёл уместным предложить дамам своё гостеприимство и защиту. Джон вежливо согласился, что времена сейчас неспокойные, и одиноким женщинам нечего делать на дороге, но то, что Вестерлинги и Морсы, несомненно, принадлежали к вассалам Ланнистеров, ему не понравилось. К тому же, он мог бы поклясться, что если бы Робб не усадил его подле себя, отношение любезной вдовы Вестерлинг к нему было бы совсем другим. Брана за столом не было. Джон задал Роббу вопрос и услыхал краткое: — Он ест у себя. Приглашения прийти после трапезы к себе в горницу Робб больше не повторял, а Джон не спрашивал. Внизу расположились латники, капитан стражи, тоже молодой и незнакомый Джону, два рыцаря, находившиеся у Робба на постоянной службе, кастелян, оруженосцы и старшие слуги. На стол подали салат из горошка, зелени и моркови, затем густую говяжью похлёбку и ещё тёплый хлеб, сладкое жёлтое масло, вареную репу, пироги с голубикой и персики прямиком из теплиц. Под конец двое слуг внесли на серебряном блюде целиком запечённого карпа под лимонным и мятным соусом, весом не менее чем в двадцать фунтов. В мёде и вине тоже недостатка не было. Как бы медленно ни шли восстановительные работы, Винтерфелл явно не голодал. Хорошая пища как будто настроила Робба на добродушный лад. Он расспрашивал о делах на Стене, о новом поселении бывших одичалых, за последние годы разросшемся до размеров настоящего города, о восстановительных работах и новых людях. Когда Рог Зимы обрушил Стену, королям и лордам пришлось забыть о распрях и встать плечом к плечу, выстраивая новые бастионы из тел живых и мёртвых. Одичалые и жители Семи Королевств, люди, великаны, Дети Леса — всякая тварь с горячей кровью в жилах в тот день была желанным союзником. Из братьев Ночного Дозора в первый день уцелело не более сотни, а под конец второго их осталось двадцать восемь, считая Джона. На исходе третьего выжившие увидели три точки на горизонте, растущие прямо на глазах. Дейенерис Таргариен прибыла, дабы взять своё королевство, и седлом её служила драконья спина. Сэм сел на землю и заплакал, когда увидел серебряные косы королевы, реющие на ветру. Её драконы без устали изрыгали пламя, лёд вскипал от их дыхания, а небо стало чёрным от пепла. В тот день люди одержали величайшую победу за десять тысяч лет, а менестрели сочинили не менее сотни баллад о новом Веке Героев. Джон слышал их все и полагал, что мир ещё не знал столь бездарного вранья. Он охотно рассказывал о том, как постепенно отстраивают Чёрный Замок, и вскоре, наверное, придётся расчищать ещё и Сторожевую Вышку с Серым Стражем, ибо людей прибывает с каждым днём, о припасах, оружии и снаряжении, в котором Дозор милостью королевы не испытыват нужды впервые за последние сто лет, и о речном пути, который должен открыться, как только морозы ослабнут. Но стоило Джону заговорить сёстрах, как Робб отвернулся к своему мейстеру и сделал вид, что не услышал вопроса. Леди Вестерлинг, обмахиваясь добытым из-за корсажа платком, во второй раз рассказывала о постигшей её дочь утрате: — Это был такой удар! Я думала, моя бедная Жиенна не переживёт этого. Её супруг скончался у неё на руках, бедняжка. Такой достойный рыцарь, моя девочка так преданно ухаживала за ним, но что поделать! Таковы мужчины: им подавай острую сталь и славу, они совсем не думают о своих бедных жёнах. Мейстер с той стороны стола пробормотал что-то сочувствующее и полагающееся ситуации. Ел он ещё меньше, чем леди Морс, и зябко прятал руки в широких рукавах своего серого одеяния. Джон допил вино из кубка и принялся про себя считать время, когда ужин, наконец, завершится и можно будет поговорить с Роббом наедине. День выдался тяжёлый, и Джон начал подумывать, что, возможно, будет разумнее отложить разговор до завтра. Первоначальный запал миновал, и он почувствовал усталость. Вряд ли ему удастся многого добиться от Робба в таком состоянии. Взгляд Джона проскользил по рядам незнакомых лиц внизу. Сперва ему показалось, что он ошибся, но нет: на одной из скамей внизу сидела Карра, бывшая служанка леди Кейтилин. В воспоминаниях Джона это была хорошенькая цветущая девушка, а перед ним сидела худая женщина с усталым лицом, но ошибиться он не мог. Встав со своего места, Джон спустился с помоста и стал пробираться между скамьями. Робб не обратил на это внимания, занятый беседой с леди Морс. Вероятно, решил, что Джон поднялся по нужде. Внизу звуков было куда больше, люди переговаривались, ложки стучали о деревянные миски и подносы, то и дело сталкивались оловянные кубки. Пили много, но ни песен, ни смеха не было. Джон встал перед нужной скамьёй: — Здравствуй, Карра. Женщина съежилась под его взглядом, потом распрямила плечи и попыталась поклониться, не поднимаясь и не тревожа своих соседей. Видимо, надеялась, что Джон просто уйдёт. Он крепко взял Карру за плечо и мягко, но настойчиво сказал: — Составь мне компанию, а то что-то я стал забывать, что и как во дворе. Кажется, лорд там всё перестроил. Карра пробормотала нечто невнятное, но с места поднялась. Какой-то латник, хохотнув, высказал предположение, в чём именно ей следует помочь чёрному брату. Джон не обратил на него внимания. Прохладный воздух внутреннего двора охладил ему голову. Лёгкий хмель развеялся, и Джон посмотрел на свою попутчицу: — Скажи-ка мне, Карра, кто нынче понёс ужин в башню? — Лорду Брандону всегда прислуживает Ходор, милорд, — заикаясь, выдавила служанка. Язык у неё заплетался от вина. Или от страха? — Всегда? — хмурясь, переспросил Джон. — Ну да, милорд, и вчера, и третьего дня… — Я не милорд. Значит, лорд… Брандон не просто так отказался спуститься к ужину? У его двери нет людей. Женщина посмотрела с недоумением. — Он всегда ест у себя, милорд. Никогда не спускается. Никто не поднимается, кроме Ходора. Никакой стражи. Это правила. — Какие ещё правила? — начиная раздражаться, спросил Джон. — Правила, — с пьяным упорством повторила служанка. — Кастелян Рейсли всякого новенького о них предупреждает. Я давно служу лорду, а прежде его матушке служила. Я знаю их все. Она покачнулась и схватилась за стену. — Клянусь богами, от старой Нэн и то было бы больше толку! — Джон покачал головой и отступил. — Старой Нэн, милорд? — очередного «милорда» Джон решил пропустить мимо ушей. — Так вы можете расспросить её. Джон уставился на неё во все глаза. — Она жива? — При молодом лорде Нэн поселилась в той маленькой каморке у конюшен, хотя теперь почти не ходит. Не слушая дальше, Джон развернулся и почти бегом припустил через двор. Конюшни были на прежнем месте, хотя и белели в сгустившейся темноте новыми стенами из сосновых досок. Каморка, видимо, уцелела во время пожара: низкая дверца под закопченной бесчисленными факелами аркой, небольшая каменная тумба рядом, на которой раньше стояла бочка для дождевой воды. Остановившись у двери, Джон запоздало сообразил, что старуха может уже спать в это время. Нетерпение и сомнение боролись в нём. Джон поднял руку и дважды стукнул железным кольцом по окованной металлом поверхности двери. Если Нэн с годами стала глуховата или крепко спит, то он просто вернётся завтра… Ему почудился тонкий дребезжащий голос внутри, и Джон, больше не колеблясь, отворил дверь и вошёл. Ему пришлось пригнуться, настолько низким был потолок. Единственная лампа стояла прямо на полу, давая неровный, мерцающий свет, в углу находилась жаровня, испускающая волны тепла. Окно было прочно закрыто ставнями и выглядело так, будто его не открывали уже давным-давно. Посреди комнаты стояла низкая кровать, застелённая выделанными волчьими шкурами, и сперва Джон не разглядел среди них Нэн. С годами она как будто ещё сильнее усохла, съежилась, и теперь была не крупнее некоторых из Детей Леса, которых ему доводилось встречать. Её тело едва выступало под тяжёлыми покрывалами. Джон сделал ещё шаг вперёд. — Нэн, — он невольно понизил голос. — Это я. Ничего другого просто не пришло ему в голову. Джон осторожно присел на постель и взял в свою руку прохладную в жарко натопленной комнате, полупрозрачную ладонь старой служанки. — Знаешь, — прошептал он, — раньше мне казалось, что сколько живёшь ты, столько же простоит и Винтерфелл. Ты часть великого чертога Севера, ты качала на коленях лордов этого места, одного за другим. А после провожала их в крипту. О, Нэн, я вернулся домой. Я, бастард, вернулся. Тонкие пальцы в его ладони едва заметно шевельнулись. Глаза Нэн были открыты. Джон склонился ниже, напрягая слух. — Мальчик, — проскрипела она. — Сероглазый мальчик лорда Эддарда. У остальных глаза голубые. — Да, — сглатывая комок, пробормотал Джон: старуха узнала его. На её черепе, покрытом старческими пятнами, не уцелело ни единого волоса, глаза выцвели от возраста. — Голубоглазые не вернулись, — прошелестела Нэн. — Пришли только те, у кого глаза золотые. У тебя серые, пока серые… Её голос перешёл в невнятное бормотание, веки опустились. Золотые глаза, сказала она. Что это могло значить? Нечто важное или же бред выжившей из ума старухи. — Отдыхай, — сказал Джон мягко. — Я ещё навещу тебя. Он осторожно сжал руку Нэн на прощание и уложил её поверх покрывала.
ІІІ
Утро он встретил на Вороньей Вышке, в компании птиц и мешка с зерном. Солнце рассыпало бледные лучи по снежному покрову внизу, чёрные пальцы башен впивались в небо. Вороны хлопали крыльями и перекликались резкими голосами. Лёгкий мороз пощипывал Джону щёки и губы. "Всё, что по эту сторону стены — юг, — вспомнил Джон. — Зависит от того, с какой стороны смотреть". Даже годы спустя воспоминание вызвало у него слабую улыбку. "Самое время прогуляться, парень с юга", — весело подумал он, и принялся спускаться. Богороща осталась в точности такой же, какой он её помнил. Это было одно из немногих мест в замке, которое даже Бастард Болтонский не посмел осквернить. Страж-деревья, тёмные и угрожающие, вздымали к утреннему небу свои кроны, дубы переплетали ветви с чёрными железностволами, между ними мелькала белая кора чардрева и золотисто-коричневые тела сосен. Алые листья, похожие на вымазанные в крови ладони, трепетали на ветру. Чардрево Винтерфелла было так велико, что его можно было увидеть из любого места богорощи. Джон накинул капюшон своего чёрного плаща, но утренняя прохлада всё равно успела забраться к нему за шиворот. Под кронами было куда темнее и намного тише. Ветви над головой сходились так плотно, что казалось, будто некий гигант раскинул шатёр прямо посреди замка. Джон сразу вспомнил, какой ранний стоит час. На Стене он привык использовать для отдыха любую свободную минуту, но давно разучился спать дольше пяти или шести часов в сутки, так что поднялся ещё затемно. Джон ступал по хвое совершенно бесшумно. Там и здесь среди трав и скудных северных цветов мелькали опавшие алые листья и сосновые иглы. Из ближайших кустов послышалось низкое ворчание. — Призрак, — негромко позвал Джон. Рычание сделалось громче и как будто ближе. Джон встал, как вкопанный. Призрак был нем. Джон только сейчас вспомнил, что где-то здесь обитает Лето. Тишина. До цели оставалось рукой подать. Джон рискнул сделать шаг. Ничего не произошло. Куст слева чуть шевельнулся, по стволу дуба языком пламени метнулась белка. Влажная почва чуть пружинила под ногами. Озеро было гладким и неподвижным, как стекло, и походило на чёрное око, глядящее в небеса. Чардрево над ним ещё больше разрослось, самые длинные ветви отбрасывали тень до середины водоёма. Ни плеска, ни шороха. Джон сел, опираясь спиной на ствол, и опустил ладонь в воду. Пальцы обожгло холодом, но ощущение длилось не дольше мгновения. Стало тепло, почти жарко, очень спокойно. С нижней ветки чардрева спрыгнул мальчик, темноволосый и подвижный, не старше восьми лет. Навстречу ему выбежала кудрявая девочка в бриджах и куртке, размахивая палкой, как мечом. Красивый юноша прислонился к стволу дерева совсем рядом, скрестив руки на груди и щуря холодные серые глаза, наблюдая за играющими детьми. Младенец-трёхлетка стоял, цепляясь за его штанину. Дети убежали, смеясь, их голоса рассеялись среди стволов богорощи, их старший брат ушёл следом. Огромное ристалище раскинулась на сотни шагов во все стороны, рыцари выстроились в ряд по обеим его сторонам. Деревянные трибуны были заполнены до отказа. Джон слышал звонкое пение труб, конское ржание и голоса зрителей. Шёлковые плюмажи на шлемах — алые, жёлтые, синие и лиловые, серебряные с зеленью, золотые с чернью — ниспадали до самых крупов боевых коней. Чёрные вороны кружили на щитах, золотое дерево раскидывало ветви, серый лютоволк мчался по белому полю, выгибал шею олень с золотыми рогами, и надо всем парили драконы. Трибуны содрогнулись от криков и рукоплесканий. Девушка с короной тёмно-каштановых кос над прекрасным точёным лицом поднялась, приветствуя победителя. Рядом с рукой Джона воду тронула другая ладонь. На берегу, опустившись на колени, стоял Робб, он черпал из озера и жадно пил, но вода текла у него между пальцами, и ему никак не удавалось напиться. Его рука рядом с Джоновой была широкой и сильной рукой мужчины, но лицо принадлежало мальчику не старше четырнадцати лет. Джон потянулся к нему, чтобы помочь, сложил пальцы горстью и зачерпнул, но из травы вылетел ворон, зацепив его крылом по лицу, и Робб исчез. Джон открыл глаза. Тело ломило, в спину впивалась жёсткая кора. Левая рука окоченела до локтя. За густыми ветвями небо было не разглядеть, но чутьё подсказывало, что спал он не дольше получаса. Вряд ли в замке даже успели заметить его отсутствие. Когда Джон вернулся, во дворе сонный конюх седлал гнедую кобылу. Он как раз прилаживал на неё странной конструкции седло, когда появился Ходор, погрузневший и поседевший, но по-прежнему пугающе огромный. В большой корзине у него за спиной сидел Бран. — Джон, — брат улыбнулся, и Джон ответил на приветствие. Бран был одет в кожу и шерсть, на плечах — меховой плащ с серебряной застёжкой у горла. Волосы убраны назад и стянуты шнурком. Когда он повернул голову, в ухе у него, блеснув, закачалась серьга-подвеска — молочного цвета камень без оправы. — Собираешься на прогулку? — Хочу проехаться вдоль ручья, — беспечно сказал Бран. — Вообще-то я каждое утро езжу, только не привык, что кроме меня кто-то ещё встаёт в такую рань. Составишь мне компанию? Джон подумал и кивнул. Конюх, закончив с лошадью Брана, вывел из стойла каурого жеребца Джона. Конь выглядел ухоженным и отдохнувшим. Джон остался доволен осмотром. Ходор усадил Брана в его диковинное седло, вставил ноги в стремена и пристегнул лодыжки к пропущенным под лошадиным брюхом ремням. Ноги Брана выглядели тоньше, чем должны бы у парня его возраста, но не слишком. В плотных штанах, если не знать, и не заметишь. Бран умело подобрал поводья, дождался, пока Джон сядет в седло, и лукаво спросил: — Готов? Наперегонки от ворот до расщеплённой сосны. Кто проиграет, выполняет желание победителя! Джон не успел ни возмутиться, ни засмеяться — ворота распахнулись, и Бран вылетел на мост. Джон пустил своего коня галопом. Его каурый Хвастун был надёжным и крепким животным, но в гнедую будто бес вселился, и вдобавок она знала здесь каждую кочку. Мчалась она так, словно за ней гнался Иной, и когда Джон, задыхаясь и хохоча, осадил у расколотой молнией надвое сосны на взгорке, Бран горделиво гарцевал под ней, кидаясь в него сорванными с ветвей шишками и вопя "За Винтерфелл!" "Север!" и "Старк!" Джон вскинул руки, признавая поражение. — Сдаюсь! Чего ты хочешь, о великодушный победитель? — Не надейся задобрить меня грубой лестью, — усмехнулся Бран. — На том повороте у оврага я был "гнусным хитрецом", если не ошибаюсь. — Тебе послышалось, — ухмыльнулся Джон и ткнул его в плечо кулаком. — Как зовут твою красотку? — Плясунья, — сказал Бран, похлопывая лошадь по крутой шее. Из привязанной к поясу сумки он вынул яблоко и тут же вознаградил Плясунью за победу. — Так же, как звали мою первую лошадь. — Ты отлично ездишь. — Это всё она, — Бран ласково засмеялся. — Надёжные ремни, подходящий конь — и всё становится возможным. Не только, подумал Джон. Плясунья вела себя так, будто была одним целым со своим всадником. Редкий дар даже для здорового человека… Они повернули на тропу, ведущую к ручью, пустив коней шагом. Плотный утренний туман начал рассеиваться, над лесом медленно поднималось солнце. Волосы Брана пропитались влагой и потяжелели, завились кольцами у висков, на щеках проступил румянец. Джон вспомнил о вчерашнем ужине и задал вопрос. — Ну да, — пожал плечами Бран. — Я привык есть у себя, к тому же, сейчас у нас гости. Нежелание появляться перед чужими людьми в корзине, привязанной к спине слуги, было Джону понятно. — Эта леди Вестерлинг решительная и отважная дама, раз решилась на путешествие в такое время, — заметил он. — Решительная? — фыркнул Бран. — Ради богов, Джон, я не удивлюсь, если эта женщина самолично сломала ось своей повозки у ворот Винтерфелла. Только слепой не заметит, как она подсовывает свою дочку Роббу. Джон вообразил леди Вестерлинг с кувалдой, расхаживающую вокруг повозки и примеривающуюся так и эдак, а затем штурмующую ворота Винтерфелла с ручным тараном в руках. Он рассказал об этом Брану, и они посмеялись вместе. — На самом деле, я был бы даже рад, — сказал Бран. — При условии, что нам удалось бы избавиться от самой леди Сибеллы. Вестерлинги из Крэга вассалы Ланнистеров, а этот Морс был межевым рыцарем с клочком земли у границы, но, возможно, леди Жиенна пошла бы Роббу на пользу. После разорения Близнецов он стал сам не свой. Веселье Джона сошло на нет. Он не считал себя добродетельным человеком. Ему доводилось убивать в бою, приходилось и совершать правосудие, как подобает лорду. Бывало, что люди, чьи жизни он отбирал, молили его о пощаде до самого конца. Но дети… — Я собираюсь сегодня повидать Арью, — сказал Джон. Бран ехал, глядя прямо перед собой, его руки в перчатках из тонко выделанной кожи перебирали поводья, профиль чётко выделялся на фоне тёмной стены леса. — Как хочешь. Но она тоже сильно изменилась с тех пор, как все мы были детьми. — Я это понимаю. — Скажи, тебе нравится, как выглядит сейчас Винтерфелл? Такая резкая смена темы удивила Джона. — Нравится? — Теперь Бран повернулся в седле и требовательно смотрел ему в лицо. Его яркие глаза потемнели, меж сдвинувшихся бровей пролегла тревожная складка. Серебряная застёжка, скреплявшая его плащ, тускло блестела, отражая бликующие воды ручья. Она изображала вовсе не бегущего волка, как показалось Джону поначалу, а ворона с рубиновыми глазами и ониксовым клювом. — Мне кажется, замок восстанавливается успешно, — наконец ответил Джон. — Да, — Бран чуть расслабился. — Всё, что ты видел, сделано за последние полтора года. Сперва Теон, потом бастард Болтона… Война… Робб долго не возвращался сюда, а когда приехал, ему было не до сожжённых мостов и разваленных стен. — Ему пришлось тяжело. — Всем пришлось тяжело. Но Робб не умеет быть сильным ради кого-то, только ради себя. Джон не хотел этого слышать. Радость от скачки наперегонки и прогулки стала тускнеть. Меньше всего на свете он хотел сейчас обсуждать Красную Свадьбу или Фреев, или то, что теперь в богороще живёт только один волк. — Он справится. Он Старк из Винтерфелла, лорд. Бран ничего на это не ответил, только пустил Плясунью рысью, вырвавшись вперёд. Тропа змеилась вдоль ручья. Его воды уже успели взломать лёд, но от них тянуло таким холодом, что Джон невольно ёжился даже под тёплым плащом. — Ты знаешь, что это за место? Здесь Теон Грейджой провёл целый день в поисках, поднимаясь вдоль ручья к истоку и спускаясь вниз по течению, со сворой собак и парой кузенов Фреев. Он искал нас с Риконом, а нашёл каких-то несчастных и снял им головы, чтобы насадить на пики над воротами. Я проезжаю здесь каждое утро с тех пор, как вернулся. Джон не нашёлся, что сказать. Назад повернули в молчании. Оставив Брана на попечение слуг, Джон поднялся к себе в комнату, чтобы переодеться к завтраку. Там его и отыскал один из пажей Робба, возвестив, что лорд ожидает его в горнице. Джон пригладил волосы и одёрнул камзол, мельком поглядев на себя в зеркало. Поразительно, как женщина, завоевавшая титул Королевы Любви и Красоты, и самый красивый принц Семи Королевств смогли породить сына, чью внешность можно было счесть в лучшем случае приятной. Робб ждал его в компании своего мейстера. На столе были разложены бумаги и карты, на столике в углу расположился поднос с подогретым вином и фруктами — яблоками, сливами в меду и персиками. Во внутреннем дворе тренировались латники, стук мечей и азартные выкрики доносились из приоткрытого, не смотря погоду, окна. Джон слышал, как там поют:
У моей беды синие глаза У погибели косы до колен…
Робб жестом велел Джону садиться и вернулся к разглядыванию карт. Джону показалось, что он едва замечает то, что на них нарисовано, а мейстер, если и говорил что-то, умолк при появлении гостя. Робб резким движением отодвинул бумаги, часть из них посыпалась на пол, но когда мейстер принялся собирать их, Робб ледяным тоном заявил, что на сегодня более не нуждается в его услугах. Отт — теперь Джон вспомнил его имя — стал одного цвета со своей мантией и тут же откланялся. Когда он скрылся за дверью, Робб сказал: — Ты хотел говорить со мной. Раз этого всё равно не избежать, давай покончим с делом поскорее. — Ты говоришь так, словно речь идёт о смене повязок или горьком лекарстве. — Недурное сравнение, — Робб опустился в широкое кресло за столом. — Жаль только, рана никак не заживает. — Возможно, ты сам не даёшь ей зажить, — резко сказал Джон. — Речь идёт о твоих сёстрах, Робб. О нашей семье. — Здесь не о чем говорить. Санса замужем, мы даже по-родственному обмениваемся письмами. На праздники и именины. — Я не желаю этого слышать. Я знаю о том, что произошло, из первых уст, и можешь не рассказывать мне, будто это было решением Сансы. Когда он последний раз видел Сансу, её сопровождал сир Джейме. Джон испытал потрясение, узнав прежнего золотого красавца в этом полуседом одноруком рыцаре. Бороду Джейме снова брил, волосы отросли ниже плеч, но лоб и щёки изрезали ранние морщины, и выглядел он старше своих тридцати девяти лет. Санса, одетая в багрянец и золото Ланнистеров, опиралась на руку деверя. На миг Джону показалось, что к нему идёт леди Кейтилин, и он поклонился, чтобы скрыть замешательство. — Лорд-командующий, — любезно сказала Санса, протягивая руку. — Я много слышала о ваших подвигах. Вестерос у вас в неоплатном долгу. Она улыбалась. Её речь звучала мягко, как строчка из летописи, но взгляду не хватало уверенности. Джон вдруг понял, что Санса испытывает те же затруднения: она точно так же не знала, как с ним разговаривать и не могла сообразить, как правильно к нему обращаться. Он помнил эту её привычку с детства: Санса всегда прибегала к вежливости, если чувствовала себя неуверенно. Он взял её ладонь в свои руки и улыбнулся со всей теплотой, какую сумел отыскать в себе. — Кажется, я могу доложить королеве и деснице, что семейное воссоединение прошло удачно, — с тонкой улыбкой сказал Джейме. Не смотря ни на что, он всё ещё был хорош собой. Его яркие кошачьи глаза взглянули на Джона с любопытством. Джейме не нравился ему ровно настолько же, насколько нравился Тирион. После войны от Королевской Гвардии уцелели только Цареубийца и Лорас Тирелл, а королева по каким-то своим соображениям даровала обоим помилование. Она также благоволила девице Тарт, вероятно, потому, что та тоже была женщиной на месте, принадлежащем мужчинам, и приняла от неё присягу, как от настоящего рыцаря, а после своими руками набросила ей на плечи белый плащ. Когда Джейме Ланнистер изъявил желание желание взять Бриенну Тарт в жёны, Дейенерис пресекла все споры, заявив, что клятва возбраняет королевским гвардейцам владеть землями, жениться и иметь потомство, но нигде не указано, что гвардейцы не могут вступать в брак друг с другом. Эта новая и свежая мысль заняла умы мейстеров, законников и лордов на некоторое время, а тем временем Джейме и Бриенна обменялись плащами — одинаково белыми. Тирион стал десницей королевы Дейенерис, заслужив эту честь верной службой, и заявил, что готов отпустить жену, если на то будет её желание. — Верь или не верь, твоё дело, — произнёс Робб. — Но такова истина. Санса приняла решение вернуться к своему мужу. Ты же знаешь, она всегда слишком увлекалась песнями, должно быть, вообразила, что это очень возвышенно и романтично. После всего, что случилось, этот карлик должен быть благодарен за то, что ему разрешили вернуться на Утёс Кастерли с целой головой на плечах — хотя, быть может, не настолько целой, как ему бы хотелось. Но видят боги, это вовсе не значит, что раз моя сестра решила поиграть в жертвенную супругу, я должен принимать его в своём доме! Последний выпад разозлил Джона. — Шрамы — не столь уж редкое явление для мужчины, — холодно сказал он. — Но мы говорили не об этом. Вряд ли Санса, которую я знаю, дала бы согласие остаться с Тирионом Ланнистером по доброй воле. — Он её муж, — раздражённо напомнил Робб. — Семеро свидетели, мне это нравится куда меньше, чем тебе, но Санса не пожелала добиваться развода и отказалась вернуться в Винтерфелл. Ах да, я и забыл, что тебя идея породниться с Ланнистером никогда не смущала. Ты ведь всегда с ним ладил, верно? — Не пытайся свести разговор к моей дружбе с Бесом, — сказал Джон.- Уж не знаю, какая блажь приключилась с Сансой, но ты не должен был позволять ей делать глупости. Это не принесёт ничего хорошего ни ей, ни Тириону, как только её порыв пройдёт. — У неё был выбор, — отрезал Робб. — Что за беда, если она отказалась покинуть мужа? Быть может, блажь, приключившаяся с Сансой, называется чувством долга. Или ты полагаешь, что твой драгоценный приятель недостаточно хорош, чтобы его выбрала женщина? — Я не понимаю, что слышу сейчас, — Джон повысил голос. — Мы говорим не о какой-то женщине, а о Сансе, ты ещё помнишь её? Твою сестру, которая выросла вместе с нами в этой крепости и любила баллады о прекрасных рыцарях? Я не понимаю, куда подевался тот человек, который готов был поднять Север, чтобы вызволить своих сестёр и отомстить за отца! Робб закрыл глаза. — Быть может, он разок поднял Север, — сказал он. — И посмотрел, что из этого вышло.
У тоски уста — роза синяя,
— пели во дворе.
Руки холодней и нежнее льда У зимы моей…
IV
Бран возле конюшни сидел на подобии высокого, приподнятого над землёй с помощью небольшого помоста деревянного кресла с двумя колёсами по бокам, к каждому из которых было прикреплено нечто похожее на помесь стремян для женского седла и подставочки для ног. Стопы Брана были вдеты в эти «стремена», а Ходор рядом с помощью хитрого устройства вращал колёса. Колени Брана поднимались и опускались вслед за движением колёс, а сам он читал книгу в тиснёном переплёте, не отвлекаясь на действия конюха. Заметив Джона, Бран поднял голову и улыбнулся: — Ты знал, что в старой Валирии уличённых в прелюбодеянии женщин одевали в пропитанные горючим маслом одежды и заставляли танцевать перед своими мужьями у открытого огня? Джон покачал головой и подавил улыбку: Бран с детства любил страшные сказки, они не пугали его, а завораживали. Правда, эта была всё же слишком мрачновата на его вкус. — Нравится? — Бран указал на своё сиденье. — Моя собственная конструкция, я сам рисовал чертежи. Это помогает мускулам на моих ногах не усыхать так быстро и не бездействовать. Даже если я ими не пользуюсь, это не повод о них не заботиться. Джон заверил, что ему очень нравится. Он и вправду был впечатлён. Робб заперся в своих покоях и ничего не желал видеть, даже карты на его столе были десяти — или пятнадцатилетней давности, а Бран, оказывается, в это время выдумывал волшебные машины, чтобы быть калекой чуть меньше. Это всё потому, подумал Джон, что хоть Бран и болен, ему не всё равно. А Робб, пускай и здоров телесно, давно к себе безразличен. Он заметил, что даже домашняя одежда Брана, в которой он, к тому же, едва ли появлялся в большом чертоге замка, не говоря уж о гостях, носила приметы щеголеватости. Шнурок в волосах был шёлковый, пряжки тщательно начищены и блестели, пуговицы — из оникса и резной кости, тёмно-рыжие кудри гладко причёсаны от лица назад, чтобы не мешать чтению. — Мне передать что-нибудь от тебя Арье? Скользившее по небу облако на миг закрыло солнце, сделав синие глаза Брана холоднее глубже. — Передай, что я жду её здесь. Когда Джон выезжал через внутренние ворота, Бран сидел среди своих крутящихся колёс, погружённый в книгу, а его глаза снова были ясными до самого дна.
Судя по положению солнца на небе, перевалило уже за четвёртый час пополудни, когда Джон въехал на мост над сухим рвом у Вдовьей Башни. Ров был неглубок, а место крепостных стен занимала каменная кладка едва ли в два человеческих роста в высоту. Тем не менее, щели между камнями были хорошенько законопачены, а ров содержался в порядке. Джон надеялся, что по пути к нему присоединится Призрак, но лютоволк так и не появился. Новый незнакомый псарь, хмурый и седой, заявил, что волков время от времени выпускают из богорощи в лес поохотиться и размяться — постоянное присутствие хищников, пусть даже за крепкими стенами, тревожит собак и пугает лошадей. Призрак не отозвался ни на зов, ни на свист, и Джон решил, что тот, должно быть, загнал оленя или дикую свинью далеко от наезженных троп. Сперва башня показалась ему нежилой, но тут из боковой двери вышел человек. Высокий, крепкий, с неприметным лицом, одетый в кожу и шерсть — не то слуга, не то латник, Джон готов был поклясться, что обращаться с кинжалом в широких охотничьих ножнах он умеет отменно. Человек принял поводья и придержал Джону стремя, а затем проводил в скудно обставленную горницу, едва ли больше, чем чулан в Винтерфелле. Если Брана Джон узнал, едва взглянув, то тут невольно остановился в замешательстве. Арья сидела в резном каменном кресле спиной к узкому окну, больше похожему на бойницу. Руки её покоились на подлокотниках, спина выпрямлена — на миг Джону показалось, что перед ним ещё одна статуя из крипты под Винтерфеллом. Волосы у Арьи были обрезаны до плеч, короче, чем у иных мужчин, бледное вытянутое лицо казалось бесцветным. Одета она была тоже по-мужски — в потёртую на локтях коричневую куртку с шнуровкой и шерстяные бриджи, талию стягивал кожаный пояс. Из ворота выглядывала льняная рубаха, на шее болталась монетка на простом шнурке. Джон приблизился и остановился в двух шагах от каменного сиденья. — Джон, — сказала безо всякого выражения женщина, которую, вероятно, Джону полагалось бы обнять и пообещать любить и защищать отныне и впредь. Тут он заметил, как дрожит мышца в углу её напряжённого рта. — Судя по твоей рубахе, я по-прежнему управляюсь с иглой лучше тебя, — сказал Джон.
Арье приходилось поворачивать голову, чтобы смотреть в глаза даже человеку, сидящему с ней рядом, но зрение её понемногу восстанавливалось. — Это сезонное, — сказала она, сильно щурясь. — Когда луна убывает, перед бурей или сильными морозами становится хуже. Иногда Кенье приходится водить меня за руку, как малого ребёнка. Мейстер Робба пытался привязать мои приступы к уязвимой женской натуре и склонности к меланхолии, но запутался в собственных объяснениях. Что и неудивительно, коль этот человек путается в завязках своих штанов. Джон достаточно долго имел дело с Вель и женщинами одичалых, чтобы улыбнуться в ответ. Кроме того, ему не нравился мейстер Отт. Ещё он подумал, что Робб такого опыта не имел, и ничего странного, что он не смог поладить с Арьей под одной крышей и даже слышать о ней не желал. Джон полагал, что всё изменится, когда гнев брата утихнет. — Кенья — твой слуга? — Имя показалось Джону чужим для уха. — Он южанин? — Уроженец вольных городов, — спокойно ответила Арья. — Слуга, конюх, повар, страж, мои глаза время от времени. Да. — Вы здесь вдвоём? — Робб определённо имел причины для недовольства. — Есть ещё Мара, прачка, горничная и швея. Она немая, — Арья улыбнулась, явно забавляясь. — Хорошо, что я увезла её из замка. Винтерфелл и так начал напоминать приют для калек и умалишённых. — Бран хочет, чтобы ты вернулась, — Джон повертел в пальцах чашку с подслащённым травяным отваром. Кенья принёс им малиновый джем в плошке и стопку овсяных лепёшек на простом деревянном блюде, и зажёг пару восковых свеч без подсвечников, установив их на подлокотники кресла Арьи. Свечи уже начали оплывать, прочно прикрепившись к камню. — Но не Робб, верно? Можешь не отвечать. — Джон заметил, с каким трудом двигались её глаза под напряжёнными веками, когда Арья повернула голову. — О, видел бы ты его полтора года назад, Джон! Когда мы с Браном приехали, это было не то зрелище, которое показывают слишком вольнодумным знаменосцам или сильным соседям. Даже блудница-самозванка и безногий калека подходили лучше. Робб сидел среди развалин и позволял слугам воровать еду со своего стола и серебро из своего кошелька. — Но сейчас всё изменилось. Ему лучше. — Изменилось, да. Но к лучшему ли? Об этом тебе лучше спрашивать не у меня. — Это всё Фреи. Если бы не предательство, с Роббом этого никогда бы не случилось… — Только не жди, что я стану оплакивать их судьбу, — отрезала Арья. — Будь я на месте Робба, я бы не только истребила всю породу, но и извела бы приплод, сровняла замок с землёй, осушила реку и засыпала поля солью. Спустя два года после бракосочетания, известного как Красная Свадьба, Робб Молодой Волк посреди ночи ворвался в Близнецы. С ним было не более двух сотен людей, но ни один стражник не затрубил в рог и ни одна собака не залаяла прежде, чем старый Уолдер Фрей был вытащен из своей постели и приведён во двор. Говорили, что ворота крепости были распахнуты настежь изнутри, когда Робб Старк въехал по подъёмному мосту шагом. Там, в самом сердце Близнецов, он воссел среди немногих своих вассалов и верных людей, и творил суд, пока солнце не взошло над стенами замка. Робб судил, как издревле было заведено у лордов Севера, и когда всё закончилось, и его меч, и плащ, и камзол под ним был красен. Смерть десяти своих сыновей и тринадцати внуков увидел лорд Переправы прежде, чем острый меч снял с него голову. Из его потомства война пощадила только Рослин Талли да вдовицу Болтон, засевшую в своём замке среди на три четверти уменьшившихся владений. — Оставайся на ночь, — смягчившись, сказала Арья. — Кенья проводит тебя в спальню. И уезжай из Винтерфелла, Джон. Остальное — не в нашей власти.
НеактуальноеУважаемые участники ББ, напоминаем, что черновики ваших работ нужно прислать до 1-го сентября включительно (т.е. до 23.59 1-го сентября). Если вы по каким-то причинам готовы сойти с дистанции, сообщите, пожалуйста, об этом организаторам. Черновики работ (объёмом не менее 7 тысяч слов) присылайте на email челленджа [email protected]
UPD. Уважаемые авторы и иллюстраторы, приближается время выкладок. Каждый автор может сам выложить свою работу — для собственного удобства, — может предоставить это организаторам. В дополнение к каждой работе желательна ссылка на скачивание — с иллюстрациями или без, по вашему желанию. Заглушки для фика и "море", разделители текста точно так же на ваше усмотрение. Шапка для оформления макси (примерная):
Уважаемые участники! Все саммари разобраны, автор и иллюстраторы, пожалуйста, спишитесь друг с другом. Если у вас возникнут какие-то затруднения с вашим автором или иллюстратором (например, вы не сможете с ними связаться) — обращайтесь к нам, мы постараемся помочь. То же касается сроков сдачи работ.
К 1 сентября все авторы/переводчики должны прислать на email челленджа [email protected] черновики, минимум 7 000 (семь тысяч) слов.
Ниже — саммари будущих работ челленджа, теперь с указанием авторов и иллюстраторов.
9 саммариСаммари №1 Переводчик:darkling Иллюстратор:zdrava Категория: гет Жанр: романс, драма Персонажи/Пейринг: Тайвин/Джоанна, Эйерис/Джоанна Саммари: История о Джоанне Ланнистер, её характере. о том, как сирота без приданного вышла за самого богатого мужчину Вестероса. Потому что он её полюбил. История о сильной личности, об умной. И красивой, чего уж там. Подробный рассказ о том, как зарождались чувства Тайвина, и парочка теорий о Ланнистерах младших. Предупреждения/примечания: капля не сильно графичного нон-кона
Саммари №2 Автор:Мэй_Чен Иллюстратор:Adamanty Категория: джен Жанр: драма Персонажи/Пейринг: Эйегон Завоеватель, Эйерис Таргариен, Джейме Ланнистер, Рикард и Бран Старки, Дейенерис Таргариен и пр. Саммари: есть простые люди, а есть те, в ком течёт кровь драконов, волков, львов – Великие дома Вестероса. Таргариены издревле могли превращаться в драконов – и до поры это помогало им царствовать над остальными. Но род Таргариенов пресекается, когда последнего Дракона, безумного Эйериса, убивает Джейме Ланнистер, молодой Лев. И начинается Игра Престолов. Предупреждения/примечания: насилие, жестокость.
Саммари№4 Автор:Серпентария Иллюстратор:Жених Метерлинка Категория: гет Жанр: повседневность, ангст Персонажи/Пейринг: Визерис, Дрого/Дейенерис Саммари: Дрого не умер, Дейенерис не предала мейега, а Визерис не был коронован расплавленным золотом. Однако драконам все же предстоит вновь объявиться в этом мире - и, быть может, обрести не мать, а отца. Предупреждения/примечания: АУ начиная с первой книги.
Саммари№5 Автор:серафита Иллюстратор:Мэй_Чен Категория: слэш Жанр: романс, драма, АУ от канона Персонажи/Пейринг: Джон Сноу/Бран, Арья, Робб, Санса, Тирион, Джейн Вестерлинг, прочие Саммари: спустя почти 10 лет Джон Сноу приезжает в Винтерфелл, чтобы увидеть братьев и сестёр, навестить в крипте мать, которую всю жизнь считал тёткой, и дядю, который навсегда останется для него отцом, и заодно уладить пару семейных дел. Однако время не стоит на месте, и в прежнем семейном гнезде, помимо воспоминаний, его поджидают разочарованный в жизни мужчина, слепая женщина и синеглазый колдун Предупреждения/примечания: инцест, секс с калекой
Саммари№6 Автор:Мэй_Чен Иллюстратор:Dejavidetc Категория: джен, гет, слэш Жанр: драма, романс, модерн-АУ, фэнтези. Персонажи/Пейринг: Ренли/Лорас, Ренли/Бриенна, Джейме/Бриенна, Сандор/Санса, Дейенерис/Дрого, Ланннистеры, Старки, Таргариены, Баратеоны, Рамси Болтон, Квиберн, Оберин Мартелл, Бринден Риверс, Бриенна Тарт и пр. Саммари: некогда четыре великих магических семьи – Таргариены, Ланнистеры, Баратеоны и Старки - призвали Священный Грааль – артефакт, который способен выполнить любое желание. Ради обладания Граалем необходимо убить всех соперников. В помощь каждому Грааль призывает из прошлого легендарных героев: Красного Змея, Кровавого Ворона, великого Кхала и прочих. Священная война длится и в наше время. Все люди смертны, и победитель останется лишь один. Примечания: кроссовер с Fate
Саммари№7 Переводчик:belana Иллюстратор:Laora Категория: джен Жанр: романс, преканон Персонажи: Оберин Мартелл, другие дорнийцы Саммари: через полтора года после восстания Роберта Оберин все еще скорбит по Элии, когда Доран отправляет его в Олдтаун участвовать в турнире; много маленьких змеек
Саммари№8 Автор:logastr, Мэй_Чен Иллюстратор:wolverrain Категория: джен, но может встретиться и гет, и слэш, и всякие другие извращения. Никогда нельзя ручаться заранее! Жанр: детектив с элементами нуара, черного юмора, некоторого количества романса и/или каннибализма. Персонажи/Пейринг: Скорбный Эд, Атлас, Джон Сноу, одичалые, тенны, Болтоны разных сортов и видов, Мормонты с Медвежьего острова, оставшиеся в живых Старки, а также некоторое количество не оставшихся в живых героев. Саммари: Условная постсага. На ЖТ сидит Дейенерис со своими тремя драконами. Но Семи королевствам все еще нужна Стена и Дозорные на ней. Лорд-командующий Джон Сноу оправился от ран и успешно справляется со своими обязанностями. Старки снова сидят в Винтерфелле. Болтоны в Дредфорде, как им и полагается. Все хорошо. Вот только в жизни стюарда Ночного Дозора по прозвищу Скорбный Эдд ничего хорошего. За стеной слишком тихо. Стюард командующего, молодой Атлас подозрительно печален. Да и еще и соленые свиные ножки из хранилища стали пропадать... Наверняка это все предвещает какие-то мрачные и таинственные события!
Саммари №9 Автор:Loreley Lee Иллюстратор:Русалка Милюля Категория: джен, гет Жанр: драма, романс, постканон, частичное модерн-AU, character study Персонажи/Пейринг: НМП, НЖП, Тирион Ланнистер, Джейме Ланнистер, Серсея Ланнистер, Бриенна Тарт, Санса Старк, Петир Бейлиш, Арья Старк, Варис, Иллирио Мопатис, Дейенерис Таргариен, Джон Сноу Саммари: Как желание написать монографию может изменить жизнь человека. Предупреждения/примечания: -
Дорогие иллюстраторы! Все саммари распределены, но артеры могут взять себе ещё по одному саммари по желанию. Окончательное распределение саммари будет закрыто 23-го мая.
Под катом - саммари записавшихся авторов. Саммари, у которых уже есть иллюстраторы, отмечены. Но даже если у вас есть фик, который вы хотите иллюстрировать, а вам понравился какой-то другой, вы можете взять себе ещё =) Распределение будет происходить по принципу "Кто раньше, тот и успел". Это значит, что те саммари, что уже заняли до вас, выбирать нельзя, номера занятых саммари в посте будут помечаться. После того, как все саммари будут распределены, а команды автор-иллюстратор объявлены, иллюстраторы, желающие быть вторым иллюстратором для фика, смогут договориться с автором и основным иллюстратором и уведомить об этом организаторов.
САММАРИСаммари №1занято Категория: гет Жанр: романс, драма Персонажи/Пейринг: Тайвин/Джоанна, Эйерис/Джоанна Саммари: История о Джоанне Ланнистер, её характере. о том, как сирота без приданного вышла за самого богатого мужчину Вестероса. Потому что он её полюбил. История о сильной личности, об умной. И красивой, чего уж там. Подробный рассказ о том, как зарождались чувства Тайвина, и парочка теорий о Ланнистерах младших. Предупреждения/примечания: капля не сильно графичного нон-кона
Саммари №2занято Категория: джен Жанр: драма Персонажи/Пейринг: Эйегон Завоеватель, Эйерис Таргариен, Джейме Ланнистер, Рикард и Бран Старки, Дейенерис Таргариен и пр. Саммари: есть простые люди, а есть те, в ком течёт кровь драконов, волков, львов – Великие дома Вестероса. Таргариены издревле могли превращаться в драконов – и до поры это помогало им царствовать над остальными. Но род Таргариенов пресекается, когда последнего Дракона, безумного Эйериса, убивает Джейме Ланнистер, молодой Лев. И начинается Игра Престолов. Предупреждения/примечания: насилие, жестокость.
Саммари №3занято Категория: гет Жанр: романс Персонажи/Пейринг: Сандор/Санса Саммари: "Повесть о Гэндзи" встречает "Игру престолов" Предупреждения/примечания: историческое АУ, неграфичный нон-кон
Саммари№4занято Категория: гет Жанр: повседневность, ангст Персонажи/Пейринг: Визерис, Дрого/Дейенерис Саммари: Дрого не умер, Дейенерис не предала мейега, а Визерис не был коронован расплавленным золотом. Однако драконам все же предстоит вновь объявиться в этом мире - и, быть может, обрести не мать, а отца. Предупреждения/примечания: АУ начиная с первой книги.
Саммари№5занято Категория: слэш Жанр: романс, драма, АУ от канона Персонажи/Пейринг: Джон Сноу/Бран, Арья, Робб, Санса, Тирион, Джейн Вестерлинг, прочие Саммари: спустя почти 10 лет Джон Сноу приезжает в Винтерфелл, чтобы увидеть братьев и сестёр, навестить в крипте мать, которую всю жизнь считал тёткой, и дядю, который навсегда останется для него отцом, и заодно уладить пару семейных дел. Однако время не стоит на месте, и в прежнем семейном гнезде, помимо воспоминаний, его поджидают разочарованный в жизни мужчина, слепая женщина и синеглазый колдун Предупреждения/примечания: инцест, секс с калекой
Саммари№6занято Категория: джен, гет, слэш Жанр: драма, романс, модерн-АУ, фэнтези. Персонажи/Пейринг: Ренли/Лорас, Ренли/Бриенна, Джейме/Бриенна, Сандор/Санса, Дейенерис/Дрого, Ланннистеры, Старки, Таргариены, Баратеоны, Рамси Болтон, Квиберн, Оберин Мартелл, Бринден Риверс, Бриенна Тарт и пр. Саммари: некогда четыре великих магических семьи – Таргариены, Ланнистеры, Баратеоны и Старки - призвали Священный Грааль – артефакт, который способен выполнить любое желание. Ради обладания Граалем необходимо убить всех соперников. В помощь каждому Грааль призывает из прошлого легендарных героев: Красного Змея, Кровавого Ворона, великого Кхала и прочих. Священная война длится и в наше время. Все люди смертны, и победитель останется лишь один. Примечания: кроссовер с Fate
Саммари№7занято Категория: джен Жанр: романс, преканон Персонажи: Оберин Мартелл, другие дорнийцы Саммари: через полтора года после восстания Роберта Оберин все еще скорбит по Элии, когда Доран отправляет его в Олдтаун участвовать в турнире; много маленьких змеек
Саммари№8занято Категория: джен, но может встретиться и гет, и слэш, и всякие другие извращения. Никогда нельзя ручаться заранее! Жанр: детектив с элементами нуара, черного юмора, некоторого количества романса и/или каннибализма. Персонажи/Пейринг: Скорбный Эд, Атлас, Джон Сноу, одичалые, тенны, Болтоны разных сортов и видов, Мормонты с Медвежьего острова, оставшиеся в живых Старки, а также некоторое количество не оставшихся в живых героев. Саммари: Условная постсага. На ЖТ сидит Дейенерис со своими тремя драконами. Но Семи королевствам все еще нужна Стена и Дозорные на ней. Лорд-командующий Джон Сноу оправился от ран и успешно справляется со своими обязанностями. Старки снова сидят в Винтерфелле. Болтоны в Дредфорде, как им и полагается. Все хорошо. Вот только в жизни стюарда Ночного Дозора по прозвищу Скорбный Эдд ничего хорошего. За стеной слишком тихо. Стюард командующего, молодой Атлас подозрительно печален. Да и еще и соленые свиные ножки из хранилища стали пропадать... Наверняка это все предвещает какие-то мрачные и таинственные события! Предупреждения/примечания: -
Саммари №9занято Категория: джен, гет Жанр: драма, романс, постканон, частичное модерн-AU, character study Персонажи/Пейринг: НМП, НЖП, Тирион Ланнистер, Джейме Ланнистер, Серсея Ланнистер, Бриенна Тарт, Санса Старк, Петир Бейлиш, Арья Старк, Варис, Иллирио Мопатис, Дейенерис Таргариен, Джон Сноу Саммари: Как желание написать монографию может изменить жизнь человека. Предупреждения/примечания: -
В этой теме принимаются заявки от иллюстраторов. Последний срок подачи заявки на участие — 5 мая.
Образец заявки:
Ник: ваш ник Как со мной связаться: e-mail/u-mail Я собираюсь делать: вид иллюстрации к фанфику, который вы планируете выполнить (арт, клип, коллаж, косплей, крафт и так далее) Автор: есть автор, с которым будете работать/нет автора Количество фанфиков, которые хочу иллюстрировать: количество фиков, если уже решили, сколько будете иллюстрировать Примечания к фанфику/фанфикам: любые предпочтения к иллюстрируемым работам - категория (джен, гет или слэш), жанры, предупреждения, кинки, персонажи/пейринги и так далее.
Если вы еще не определились с каким-либо пунктом, указывайте в заявке, что не знаете либо не решили. Определиться с работами можно будет после составления итогового списка саммари и начала распределения.
Если у вас уже есть автор, то тип иллюстраций можете не указывать.
В этой теме принимаются заявки от авторов и переводчиков. Последний срок подачи заявки на участие — 5 мая.
Образец заявки:
Ник: ваш ник Как со мной связаться: e-mail/u-mail Я собираюсь делать: авторский фанфик/перевод Иллюстратор: есть иллюстратор/нет иллюстратора Количество фанфиков, которые хочу написать: количество фиков, если уже решили, сколько будете писать Пейринги/персонажи: персонажи и пейринги, которые будут в вашем фанфике, если уже определились с ними Примечания к фику/фикам: категория (джен, гет или слэш), жанры, предупреждения, кинки и так далее - любая информация о работах, которую хотите сообщить. Внимание! Саммари в примечаниях указывать не нужно — иллюстраторы будут выбирать из анонимного списка фанфиков и переводов.
Если вы еще не определились с каким-либо пунктом, указывайте в заявке, что не знаете либо не решили. Но вам необходимо определиться до крайнего срока подачи саммари — до 6-го мая включительно.
Если вы пишете в соавторстве, достаточно подать одну заявку на двоих, просто укажите в ней обоих авторов.
Big Bang (Биг Бэнг, ББ) — фест фанфиков размером от 15 000 (пятнадцати тысяч) слов с обязательными иллюстрациями. В течение всего конкурса авторы пишут/переводят фанфики, артеры делают к ним иллюстрации, образуя, таким образом, мини-команды. Челлендж не является конкурсом.
Требования к работам
К участию принимаются авторские фанфики и переводы, иллюстрациями к ним могут выступать рисунки, коллажи, клипы. Все работы должны относиться к миру "Песнь льда и пламени" Джорджа Мартина, сериалу "Игра престолов" и прочим произведениям, относящимся к вселенной ПЛиО.
И фанфики, и иллюстрации должны быть новыми, нигде ранее не публиковавшимися работами, созданными специально для ББ. Публикацией не считается выкладка черновиков текста в ограниченный доступ («под постоянных читателей» или «под избранное» ограниченным доступом не считается), но участие такого текста в любом случае должно быть согласовано с организаторами.
Объем авторских фиков и переводов должен быть не меньше 15 тысяч слов, для переводов считается количество слов в оригинальном тексте. Верхний порог – без ограничений.
Ограничений по объему для фанарта и клипов нет – это может быть как один рисунок, так и целая серия. Иллюстрации должны напрямую относиться к иллюстрируемому тексту.
Жанры, рейтинг, пейринги и категории – также без ограничений. Кроссоверы разрешены при условии, что центральное место в фанфике занимает мир ПЛиО либо его персонажи. Работы могут быть представлены в соавторстве, количество работ от одного человека может быть больше одной.
Допускается участие со своим иллюстратором. В заявке на участие в челлендже автор должен указать, есть ли у него иллюстратор.
В тексте фанфика не должно быть элементов, нарушающих правила дайри и законодательство Российской Федерации.
Сроки и порядок проведения
21 апреля в специально созданных для этого записях (одна – для авторов/переводчиков, вторая – для иллюстраторов) начинается прием заявок и продолжается по 5 мая включительно. Образцы заявок будут указаны в постах.
К 6-му мая авторы и переводчики должны прислать саммари своих фиков на u-mail сообщества. Саммари должно быть кратким и содержать несколько обязательных пунктов. В частности, оно должно содержать категорию (слэш, гет, джен, фемслэш), жанр (романс, драма, детектив и т.д.), пейринг/перечисление главных героев, предупреждения (АУ, ООС, насилие и т.д.). Саммари должно выглядеть следующим образом:
7 мая состоится распределение саммари между иллюстраторами. Артер, первым подавший заявку, будет иметь преимущество перед остальными. Иллюстраторы могут иллюстрировать несколько работ, однако второй круг распределения саммари будет запущен 14 апреля или после того, как все подавшие заявку иллюстраторы выберут по одной работе.
К 1 сентября все авторы/переводчики должны прислать на email челленджа [email protected] черновики, минимум 7 000 (семь тысяч) слов.
К 30 сентября авторы/переводчики должны прислать на email челленджа [email protected] готовые работы (полный текст, не менее 15 тыс. слов).
Выкладка работ начнется 1 октября.
Расписание выкладок будет определено в сентябре.
Прочее
Организаторы челленджа: Мэй_Чен, logastr Правила проведения могут дорабатываться и уточняться, о чем будет объявляться заранее.
Вступать в сообщество могут только участники челленджа. Если хотите читать сообщество, добавьте его в избранное.