К человеку с топором обращаются на вы
Автор: серафита
Бета:
Иллюстраторы: Мэй_Чен
Персонажи/Пейринг: Джон Сноу/Бран Старк, Джон Сноу/Робб Старк опционально, Арья Старк, Якен Хгар, Жиенна Вестерлинг, Сибелла Вестерлинг, прочие упоминаются
Тип: слэш
Рейтинг: R
Жанр: драма, капля канонной мистики
Размер: макси (~15 000 слов)
Саммари: спустя 7 лет Джон Сноу приезжает в Винтерфелл, чтобы увидеть братьев и сестру, навестить в крипте мать, которую всю жизнь считал тёткой, и дядю, который навсегда останется для него отцом, и заодно уладить пару семейных дел. Однако время не стоит на месте, и в прежнем семейном гнезде, помимо воспоминаний, его поджидают разочарованный в жизни мужчина, слепая женщина и синеглазый колдун
Примечания: фанфик написан на PLiO BigBang-2014
Предупреждения: Р+Л=Д, упоминание неканоничных смертей персонажей и неканонично выживших, смешение канона сериала и книг (в частности, в том, что касается женитьбы Робба Старка), постканон. По большому счёту, автору всё равно, чем всё закончилось с Иными, так что некоторые события остаются за кадром
Дисклаймер: Джордж Мартин
Ссылка на скачивание: txt, doc, rtf, epub, fb2
I
Холода всё ещё не отступили, и неосторожно оставленная вне седельных сумок фляга с водой к утру превратилась в кусок льда, обёрнутый кожей, но первые признаки наступающей весны уже чувствовались в воздухе. Каждое утро мейстеры в башнях, тщательно сверяясь с записями своих предшественников, отыскивали новые приметы.
Джон остановился на взгорке ненадолго, пережидая краткий приступ замешательства, почти испуга при виде крепости. Он и сам бы не смог объяснить, чем вызвано это чувство: тем ли, что Винтерфелл так изменился по сравнению с образом, который хранила его память, или же тем, как сильно изменился он сам.
Прежде Джон часто слыхал, что с годами стены, прежде возносившиеся до небес, становятся ниже, потому что человек вырастает. Но стены Винтерфелла вовсе не казались ему меньше: просто теперь у него была Стена.
Успокоив себя этой мыслью, Джон пустил коня медленным шагом, пристально глядя по сторонам и замечая всё больше изменений: западная наружная стена оказалась изрядно повреждена, Охотничьи ворота выглядели новыми, а решётка над ними — так, словно только что вышла из кузницы. Ров был засыпан мусором и сейчас там деловито копошились люди, очищая его. В целом, замок казался слегка запущенным, однако повсюду были видны строительные лесы и груды камня, туда-сюда сновали слуги, и Джон сделал вывод, что Робб не терял времени даром.
Джон продвигался вперёд; хотя никто до сих пор не остановил его, однако никто, похоже, и не узнавал. "Ничего удивительного — с тех пор я обзавёлся парой новых шрамов на лице и на полфута прибавил в росте. Не только Винтерфелл несёт на себе новые отметины".
Очевидно, стражники не сочли одинокого путника достаточно опасным, чтобы задерживать его, и человек в накидке с изображением волчьей головы поверх варёной кожи остановил его, только когда Джон миновал внутренние ворота.
— Прошу прощения, сир, — хрипло от мороза, но довольно почтительно обратился он к Джону, протягивая руку к поводу его коня. — Если вы к лорду Старку по делу, назовите себя.
Джон вздрогнул и только спустя миг вспомнил, что "лорд Старк" — это давно уже Робб. Солдат заметил его промедление и нахмурился, положив руку на меч. На его лице отразилось замешательство, когда он разглядел Джона как следует.
Ничего удивительного, что в конце концов узнали не его, а Призрака. Огромный лютоволк беззвучно вынырнул из высоких сугробов у самых ворот крепости. Лошади во дворе заволновались, только каурый жеребец Джона, Хвастун, привычный к запаху хищника, остался спокоен. Меч стражника наполовину вышел из ножен, он попятился, озираясь по сторонам.
Джон подозвал волка тихим свистом, и Призрак, бесшумно ступая по снегу, приблизился и замер рядом. Ни единая тёмная отметина не пятнала его шкуру, глаза были красными, как зеницы чардрев, а холка приходилась почти вровень с лошадиным крупом.
— Передайте… лорду, что приехал Джон Сноу из Ночного Дозора, — сказал Джон, спешиваясь. Один из дворовых мальчишек подхватил поводья.
Стражник, опомнившись, поклонился и подозвал ещё двоих. Один из пажей, повинуясь его жесту, опрометью бросился к Большому Замку — предупредить лорда. В сопровождении своего небольшого экскорта Джон впервые за семь лет вступил под своды Винтерфелла.
Робб ждал его, восседая на высоком месте Эддарда Старка. Несмотря на ясный день, помещение освещала полудюжина факелов, однако стены великого чертога Винтерфелла всё равно тонули во мраке. Джон заметил светлые проплешины на местах, где раньше висели гобелены и знамёна. Кое-где голый камень стен попытались прикрыть, но новые гобелены отличались по размеру, и пятна бросались в глаза ещё больше. Джон отвернулся с тягостным чувством.
Он знал, чего ждать, и сумел встретить взгляд лорда Винтерфелла без того, чтобы искать за его плечом другую, более внушительную фигуру.
— Джон Сноу, — проговорил Робб медленно, как будто не верил своим глазам.
— Милорд, — официально произнёс Джон.
— Тебе следовало бы послать птицу, — сказал Робб, всё ещё глядя на него с помоста так, словно Джон был призраком или тенью. — Винтерфелл достойно встретил бы главу Чёрного Братства.
— Я полагал, что это лишнее.
Отчего-то слова Робба задели его. На язык просилось "Разве я должен отправлять предупреждение с печатью и глашатая с рогом, прежде чем вернуться домой?"
Джону стоило трудов избавиться от сопровождения: он потратил неделю на попытки убедить своих офицеров, что в состоянии позаботиться о себе сам, и и ещё столько же на то, чтобы успокоить Сэма. В конце концов Джон попросту сбежал, прихватив с собой только двух братьев-разведчиков, да и тех, пользуясь властью лорда-командующего, оставил в деревеньке в сутках пути от Винтерфелла.
— Я приехал сюда не как Брат, — сказал он наконец. — А как брат.
По тому, как вздрогнул Робб, Джон понял, что тот уловил разницу. Однако затем не последовало ничего из того, чего он ожидал: ни объятий, ни более тёплых приветствий. Робб даже не спустился к нему. Вместо этого он кликнул слуг и велел разместить гостя, и ощущение неправильности, преследовавшее Джона, усилилось.
— Я хочу посетить крипту, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Если на то будет ваше позволение, милорд.
Робб помрачнел, но кивнул:
— Да, разумеется. Тебе выделить сопровождающего?
— Не стоит, я помню дорогу. И нужно куда-то определить Призрака — вряд ли он уживётся с собаками на псарне.
Джон запоздало вспомнил, что Серый Ветер мёртв, но Робб даже не изменился в лице.
— В богороще, я полагаю, ему найдётся место. Теперь там живёт Лето.
Джон подумал, куда подевалась Нимерия, но решил повременить с вопросами. Холодность Робба насторожила его. В детстве тот всегда становился заносчивым, когда чувствовал свою неправоту, однако сдержанность приёма удивила Джона. Словно из Робба теперь было не высечь ни искры радости, как ни старайся.
Возможно, подумал Джон, всё дело было в его ведьме, о которой болтали вечерами у костра и у жаркого очага в тавернах. В его волантийской леди-жене, которую выпотрошили, как рыбу, у него на глазах в пиршественной зале Фреев, пока вокруг провозглашались здравицы, а его дядя целовал свою невесту. Талиса Мэйгор, королева Севера, так её звали. Джон не видел своего брата много лет, но слышал достаточно.
Шевелюра Робба по-прежнему пылала, как у истинного Талли — это был цвет, составленный из кленовых листьев в начале осени, пламени закатного солнца и всех оттенков желтизны и золота между ними. Его блестящие глаза были синими, как летнее небо, а движения по-юношески лёгкими, но сердце Джона сжалось, когда он увидел, что у висков осенняя рыжина волос Робба была сильно разбавлена сединой.
Он невольно задумался, насколько сильно изменился сам. Джон уезжал отсюда бастардом, не знающим имени своей матери, четырнадцатилетним мальчишкой, полным иллюзий, а вернулся лордом-командующим Дозора и признанным сыном принца королевской крови. Он до сих пор помнил каждое слово в письме королевы Дейенерис — скреплённом красной печатью с оттиском трёхголового дракона, на тонкой душистой бумаге, украшеной золотыми кистями. Оно всё ещё жгло ему руки.
Спустя несколько недель вороны разнесли точные копии этого письма, переписанного на бумаге попроще, во все замки и великие твердыни Семи Королевств. После падения Стены и битвы у её развалин, уже получившей у летописцев имя Песни Льда и Пламени (Джон подозревал, что слава менестреля, который первым назвал кровавую усобицу двести лет назад Танцем Драконов, не давала им покоя) в Вестероссе не осталось безумцев, способных оспаривать волю Дейенерис Таргариен, королевы на Железном Троне, первой этого имени.
Хоуленд Рид покинул Сероводье впервые за двадцать лет, чтобы засвидетельствовать каждое слово маленького мёртвого мейстера, которого Джон знал с детства. Лювин свято хранил доверенную ему тайну и намеревался унести её в могилу, но он был воспитанником Цитадели в Староместе, а значит, слишком приверженным истине, чтобы лишить мир права когда-нибудь узнать правду.
Он уже жил в Винтерфелле, когда Эддард Старк вернулся с юга, привезя с собой останки Лианны и кормилицу с младенцем. Не увидеть в ребёнке Старка было невозможно для любого здравомыслящего человека, не заметить, что ему никак не меньше полугода — немыслимо для лекаря. Девятнадцатилетнему лорду Старку, за год потерявшему всю семью, нужен был человек, которому он мог бы доверить свой секрет — и кто-то, кто помог бы избежать неудобных вопросов о возрасте ребёнка. Когда Теон Грейджой предательски захватил замок, мейстер извлёк свои записи из тайника, в котором хранил их многие годы, и спрятал в богороще. У подножия чардрева, под слоем дерна и почвы, в переплетении корней обнаружился небольшой ящик из железного дуба, не пропускающего влагу, а в нём — засушенная синяя роза, рассыпавшаяся от хрупкости, поблекший от времени шёлковый свадебный плащ, чёрно-алый, с верху до низу расшитый мелкими рубинами и бриллиантами, и две пряди волос, серебристо-пепельная и тёмно-каштановая, перевитые простым шнурком.
Когда Джон был совсем маленьким, втайне он мечтал, что однажды выяснится некая тайна, вследствие которой он волшебным образом окажется сыном леди Кейтилин. Жена отца в ту пору представлялась ему красивейшей женщиной на свете, и он отдал бы всё, чтобы добиться её расположения. Со временем он расстался с этой фантазией, и на несколько лет её место заняла другая: теперь он выдумывал себе мать, скрупулёзно выстраивая в воображении её облик. Разумеется, она всегда была благородной леди, а обстоятельства, разлучившие её с отцом — неизменно кровавыми и ужасными. Затем и этой мечте пришёл конец: Джон вырос, стал понимать, что к чему, и долгие годы мучился мыслью, не была ли его мать обозной шлюхой или служанкой из таверны, согласившейся согреть заезжего лорда за серебряную монету.
Правда стала одновременно и благом, и источником печали, потому что окончательно разорвала его связь с прошлым. Обстоятельства оказались слишком кровавыми и более ужасными, чем могло создать детское воображение. Отец Джона носил драконов на панцире и знамёнах и не имел никакого отношения к Эддарду Старку.
Однако других братьев и сестёр ему не мог дать никто, и спустя годы они всё ещё оставались его единственной семьёй, а Винтерфелл — единственным домом, память о котором хранило его сердце.
II
Крипта осталась прежней — тёмной, гулкой и пугающей. Местом, которого Джон боялся как зимы, когда был ребёнком. Разумеется, он никогда не показывал страха, и после, когда подрос, специально подбивал братьев и сестёр ходить туда. Арья и Бран отличались полным бесстрашием, зато Робб боялся ещё больше, чем он сам, и никогда не умел владеть лицом настолько, чтобы скрыть это.
Отблески факела скользили по стенам, и владыки Севера возникали перед Джоном один за другим, словно свет создавал их на миг, а за его спиной они вновь переставали существовать. Рикард и Эдвил, Брандон, Виллам, Доннор, Дженнел и ещё один Брандон… Эддард.
У границы запечатанных гробниц Джон замедлил шаг. С тех пор, как он был здесь в последний раз, ряд склепов стал длинней.
Смотреть на статую отца было странно и тягостно. Эддард Старк сидел, положив поперёк колен меч, глядя прямо перед собой сосредоточенным пустым взглядом. Рядом пряталась ниша поменьше — место упокоения младшего из его сыновей. Рикон Старк умер, но дожив до своей седьмой зимы. Место маленькой усыпальницы было отмечено искусно высеченным из камня изваянием, изображавшей лежащего лютоволка. Каменотёс явно был родом из Винтерфелла и видел Лохматого Пёсика, потому что сходство едва не заставило Джона попятиться. Тут же была ещё одна усыпальница, пустая: последнее пристанище Кейтилин Талли. Септон отказался петь по ней, а останки были сожжены и развеяны по ветру, но Робб проявил упрямство и похоронил в семейной крипте прядь её волос.
Джон стоял перед гробницами, пока факел не начал опасно потрескивать и мерцать в его руках. Ничего, кроме усталости после длинного дня в седле, он не чувствовал. Ни покоя, ни облегчения, которые обещали все без исключения боги, не важно, были ли их лики вырезаны на деревьях или же изображены на храмовых стенах. Только пустота.
Джон остановился у статуи Лианны Старк. Она осталась такой, как он её запомнил: печальное лицо под покрывалом и корона из искусно высеченных каменных роз поверх. Кто бы ни был мастер, изваявший её, он знал своё дело. Джон вынул из-за пазухи бережно завёрнутый в шёлк цветок. Голубая роза на тонком стебле, баснословно дорогая на исходе зимы, досталась ему почти задаром на деревенской ярмарке в одном дне пути от Винтерфелла: в нынешние времена не находилось людей, готовых платить звонкой монетой за цветы. Джон бережно вложил бутон в каменные пальцы, затем развернулся и начал подниматься по ступеням.
Робб ждал его у выхода из крипты. Джон удивился: после приёма, оказанного ему в чертоге, было странно видеть, что брат лично дожидается его появления.
— Я хотел пригласить тебя присоединиться ко мне за ужином, — сказал Робб.
— Я думал, мы и так увидимся за столом.
— Нет, я имел в виду ужин в моих покоях. Ведь ты бы хотел поговорить о сёстрах?
Джон подавил вспыхнувший гнев.
— Мне показалось, ты не желаешь обсуждать причины моего визита, — наконец сказал он. — Но да, я приехал поговорить о девочках и о Бране.
Робб отвёл взгляд.
— Я собираюсь навестить Арью, — добавил Джон.
Когда он услышал об этом впервые, то почувствовал настоящую ярость. Младшая сестра вернулась домой больной и измученной, а новый лорд Винтерфелла не нашёл ничего лучшего, чем отослать её во Вдовью Башню. Когда-то эту крепостцу на границе земель Винтерфелла возвёл их прапрадед-Старк для своей матери, пожелавшей жить отдельно от сына и невестки. Джон не увидел в этом решении ничего кроме отвратительного желания избавиться от больной и обесчещенной девушки. Он не мог понять и простить Роббу такой жестокости.
— Почему бы тебе заодно не отослать туда и Брана? Калеки тоже не добавляют дому чести.
Лицо брата вспыхнуло:
— Как ты смеешь!
— Добавь ещё — "бастард", — холодно сказал Джон, и тот осёкся.
— Ты ничего не понимаешь. Она женщина…
— И это — её главный изъян, верно?
— Она женщина, и она выросла на улицах и дорогах, — настойчиво повторил Робб. — С бродягами, певцами и разбойниками.
— Бран тоже много путешествовал, — упрямо сказал Джон. — Отчего бы тебе и его не записать в позор дома Старков? Мало ли могло найтись любителей калек и маленьких мальчиков? По-твоему, одно лишь то, что он мужчина, сразу избавляет его от любой угрозы?
Судя по лицу Робба, именно так он и думал.
— Тебе, разумеется, лучше знать. Чёрные Братья разбираются в таких вещах, верно?
Джон понял, что ещё мгновение, и он ударит кулаком, вкладывая весь свой вес, как учил сир Родрик. Разговор стремительно превращался в ссору. Однако шесть лет в качестве лорда-командующего Ночного Дозора приучили его обуздывать свой нрав, а возле колодца стояло несколько человек в латах и плащах с белыми лютоволками.
— Увидимся вечером, — сдержанно сказал Джон. — Я не собираюсь говорить об этом при слугах.
Робб как будто только сейчас заметил, что к ним прислушиваются. Он провёл рукой по лицу, словно стряхивая невидимую паутину, и его взгляд стал спокойнее, глаза прояснились. Он кивнул. Джон, поколебавшись, всё же стиснул его плечо пальцами в коротком жесте утешения и поддержки. Видят боги, он не так собирался начать этот разговор. Джон чувствовал, как Робб провожает его взглядом, пока створки двери не сомкнулись за его спиной.
До ужина ещё оставалось время, а разговор с Роббом отбил у Джона аппетит. Разложив немногочисленные вещи в комнате, которая когда-то давным-давно принадлежала ему (Робб распорядился поселить его в прежних покоях), Джон спустился во двор. У него было ещё одно дело, и он заметил угловую башню, у входа в которую стражников не было. Слуги старались не задерживаться возле неё надолго. Некогда в просторных покоях Великого Замка, в большой квадратной комнате с очагом и грудой шкур на полу Джон видел Брана в последний раз. Пугающе маленькая неподвижная фигурка под кучей мехов и одеял до сих пор стояла перед его внутренним взором. Семь лет миновало, и теперь он хотел бы новых воспоминаний.
Проходя через двор, Джон заметил несколько повозок под навесом у конюшен, на которые не обратил внимания раньше. На дверях и на попонах коней красовался герб: шесть белых ракушек на светлом песчаном поле. Если только Робб не занялся разбоем на большой дороге, в замке сейчас были гости. Другие гости, кроме него самого, мысленно поправил себя Джон.
Дверь в башню была не заперта и никем не охранялась, и Джон принялся подниматься по узкой крутой лестнице. Здесь горели факелы, закреплённые в железных кольцах по обе стороны от ступеней, и Джон чувствовал исходящее от камня тепло. Похоже, в этой части замка уже восстановили подачу тёплой воды из подземных источников, пронизывающих стены замка, подобно кровеносным сосудам.
У дверей в горницу тоже никого не было, и Джон вдруг почувствовал тревогу. Он невольно нащупал кинжал у пояса. Дверь беззвучно открылась от первого же толчка.
У Джона перехватило дыхание, когда он увидел укутанную в тёплые меха фигуру в кресле у камина. Он и сам не мог сказать, чего ожидал. Быть может, увидеть мальчика, который учился натягивать тетиву в погожий летний день во дворе замка.
А потом Бран повернул к нему голову, взглянул в лицо, и в следующий миг Джон оказался рядом с ним, стискивая его в объятиях и целуя в щёки, в виски и губы, как маленького ребёнка, и он не мог бы сказать, кто из них плакал, а кто смеялся.
Позже Джон сидел у кресла прямо на полу, на брошенных на камень волчьих шкурах, прислонившись плечом к укутанным пледом ногам брата. Рядом с ним стояла ваза с мелкими северными яблоками, желтоватыми, круглыми и сморщенными, как лицо старухи, и сладкими, как мёд. В прежние времена леди Кейтилин со служанками ежегодно делала из них сидр, которым можно было бы споить всё население Винтерфелла и ещё осталось бы на деревушку у реки. И всё равно каждый раз яблок было так много, что их некуда было складывать в кладовых.
Джон жевал угощение, жмурясь от удовольствия, тщательно разгрызая даже мелкие тёмные косточки. Бран смотрел на него сверху вниз с улыбкой. Своё яблоко он держал в ладони.
Время от времени они принимались переговариваться, и хотя вопросы и ответы были отрывистыми и торопливыми, без начала и завершения, Джону было хорошо, как давно уже не бывало. Он надолго умолкал, а затем продолжал рассказ с того места, на котором прервал его четверть часа назад, и Бран тут же подхватывал беседу. Не было и следа той неловкости, которая возникла при встрече с Роббом.
Джон думал, что Бран будет бледен из-за своего недуга и постоянного пребывания в четырёх стенах, однако Робб первым делом велел восстановить седло, чертежи которого когда-то привёз ему Тирион Ланнистер. И хотя его пришлось подогнать по росту и весу, Бран явно часто и с удовольствием пользовался им. Он также не выглядел слишком хрупким или младше своего возраста, как часто случается с калеками, особенно теми, кто получил увечье прежде, чем начал взрослеть. Его волосы были темнее, чем у Робба — как сердце граната или цветок чардрева, необыкновенно длинные.
— Ходор по-прежнему достаточно крепок, чтобы носить меня на руках, и будет крепок ещё долгие годы. Но всё же со временем он не становится сильнее, а я — легче, — улыбаясь, говорил Бран, пока Джон рассматривал его белеющее в темноте лицо.
Джон вдруг понял, что оно напоминало ему. Статую в крипте, на которую он смотрел совсем недавно. Полумрак скрыл краски, а изображение в подземелье давало представление только о чертах лица, а не о цвете волос и глаз, и сейчас заметно было, что кровь Талли не сделала Брана менее Старком. «Отец сравнивал Арью со своей сестрой, потому что она отважна и честна, — подумал Джон. — Но в итоге из нас всех больше всего на Лианну похож Бран».
Голос Брана, мягкий и богатый, как букет дорнийского вина, но по-мальчишески звонкий, тоже изменился. Однако каким-то образом Джон явственно угадывал в нём прежние ноты, и это радовало его сердце.
Бран шевельнулся, и Джон поймал тонкое запястье, ощупал ладонь. Его брови взлетели вверх.
— Струны, — улыбаясь, сказал Бран, — и письмо. Мне было нужно чем-то занять разум и руки, чтобы не ослабеть окончательно.
Он выглядел радостным и очень довольным собой, как будто смог преподнести Джону приятный сюрприз. Джон провёл пальцем по мозолям на его руке:
— Должно быть, ты много упражнялся.
— О да, — самодовольно согласился Бран. — Особенно последние полгода. Думаю, мои руки останутся достаточно сильными, чтобы натянуть тетиву.
Джон заметил, что плечи под его мехами уже определённо не казались мальчишескими, и мысленно согласился. Если бы не увечье, брат вырос бы в сильного мужчину, и, судя по всему, к пятнадцати годам перерос бы и Робба, и его самого. Джона поразила мысль, что сейчас Бран был уже старше, чем был он сам, когда отправился на Стену. Робб показался ему чужаком, а превратившийся за семь лет из ребёнка в почти мужчину Бран как будто совсем не изменился.
У Джона хватило ума не показывать сомнений по поводу желания Брана взяться за лук.
— Ты собираешься стрелять, сидя верхом? — осторожно спросил он.
— Дотракийцы так делают, — пожал плечами Бран. — Почему я не могу?
Джон вскинул руки ладонями вверх в жесте капитуляции:
— Нипочему, — улыбаясь, ответил он. — Не вижу причин, отчего бы у тебя должно не получиться.
Именно сейчас, глядя на прекрасное, как у сказочного Дитя Леса, лицо брата, Джон наконец почувствовал, что вернулся.
III
За ужином Джона усадили на почётное место по правую руку от Робба. Слева сидел незнакомый Джону молодой человек в серой мантии и с цепью мейстера на груди. Цепь, как заметил Джон, была коротковата, и среди её звеньев на его вкус было слишком много бронзы, золота, латуни и меди, тогда как он предпочёл бы серебро или доброе железо. Впрочем, ему хватило благоразумия промолчать. Но всё же не было ничего хорошего в том, что при молодом лорде оказался столь же молодой советник. Септона Робб не держал.
С другой стороны от Джона расположились две дамы, обе во вдовьих нарядах. Одна была совсем молодая, скорее худощавая, чем стройная, с густыми каштановыми волосами, перевитыми весьма скромной ниткой жемчуга, и миловидным свежим лицом. Она не поднимала глаз от своей тарелки и отвечала на вопросы едва слышным голосом. Вторая женщина была старше, куда громче, с цепким взглядом и отличалась завидным аппетитом. Робб представил их как леди Вестерлинг и её дочь, Жиенну Морс. Два дня назад ось самой большой из трёх повозок их скромного поезда с треском лопнула едва ли не перед самыми воротами Винтерфелла, и лорд счёл уместным предложить дамам своё гостеприимство и защиту. Джон вежливо согласился, что времена сейчас неспокойные, и одиноким женщинам нечего делать на дороге, но то, что Вестерлинги и Морсы, несомненно, принадлежали к вассалам Ланнистеров, ему не понравилось.
К тому же, он мог бы поклясться, что если бы Робб не усадил его подле себя, отношение любезной вдовы Вестерлинг к нему было бы совсем другим.
Брана за столом не было. Джон задал Роббу вопрос и услыхал краткое:
— Он ест у себя.
Приглашения прийти после трапезы к себе в горницу Робб больше не повторял, а Джон не спрашивал.
Внизу расположились латники, капитан стражи, тоже молодой и незнакомый Джону, два рыцаря, находившиеся у Робба на постоянной службе, кастелян, оруженосцы и старшие слуги.
На стол подали салат из горошка, зелени и моркови, затем густую говяжью похлёбку и ещё тёплый хлеб, сладкое жёлтое масло, вареную репу, пироги с голубикой и персики прямиком из теплиц. Под конец двое слуг внесли на серебряном блюде целиком запечённого карпа под лимонным и мятным соусом, весом не менее чем в двадцать фунтов. В мёде и вине тоже недостатка не было. Как бы медленно ни шли восстановительные работы, Винтерфелл явно не голодал.
Хорошая пища как будто настроила Робба на добродушный лад. Он расспрашивал о делах на Стене, о новом поселении бывших одичалых, за последние годы разросшемся до размеров настоящего города, о восстановительных работах и новых людях. Когда Рог Зимы обрушил Стену, королям и лордам пришлось забыть о распрях и встать плечом к плечу, выстраивая новые бастионы из тел живых и мёртвых. Одичалые и жители Семи Королевств, люди, великаны, Дети Леса — всякая тварь с горячей кровью в жилах в тот день была желанным союзником. Из братьев Ночного Дозора в первый день уцелело не более сотни, а под конец второго их осталось двадцать восемь, считая Джона. На исходе третьего выжившие увидели три точки на горизонте, растущие прямо на глазах. Дейенерис Таргариен прибыла, дабы взять своё королевство, и седлом её служила драконья спина. Сэм сел на землю и заплакал, когда увидел серебряные косы королевы, реющие на ветру. Её драконы без устали изрыгали пламя, лёд вскипал от их дыхания, а небо стало чёрным от пепла. В тот день люди одержали величайшую победу за десять тысяч лет, а менестрели сочинили не менее сотни баллад о новом Веке Героев.
Джон слышал их все и полагал, что мир ещё не знал столь бездарного вранья.
Он охотно рассказывал о том, как постепенно отстраивают Чёрный Замок, и вскоре, наверное, придётся расчищать ещё и Сторожевую Вышку с Серым Стражем, ибо людей прибывает с каждым днём, о припасах, оружии и снаряжении, в котором Дозор милостью королевы не испытыват нужды впервые за последние сто лет, и о речном пути, который должен открыться, как только морозы ослабнут. Но стоило Джону заговорить сёстрах, как Робб отвернулся к своему мейстеру и сделал вид, что не услышал вопроса.
Леди Вестерлинг, обмахиваясь добытым из-за корсажа платком, во второй раз рассказывала о постигшей её дочь утрате:
— Это был такой удар! Я думала, моя бедная Жиенна не переживёт этого. Её супруг скончался у неё на руках, бедняжка. Такой достойный рыцарь, моя девочка так преданно ухаживала за ним, но что поделать! Таковы мужчины: им подавай острую сталь и славу, они совсем не думают о своих бедных жёнах.
Мейстер с той стороны стола пробормотал что-то сочувствующее и полагающееся ситуации. Ел он ещё меньше, чем леди Морс, и зябко прятал руки в широких рукавах своего серого одеяния. Джон допил вино из кубка и принялся про себя считать время, когда ужин, наконец, завершится и можно будет поговорить с Роббом наедине. День выдался тяжёлый, и Джон начал подумывать, что, возможно, будет разумнее отложить разговор до завтра. Первоначальный запал миновал, и он почувствовал усталость. Вряд ли ему удастся многого добиться от Робба в таком состоянии.
Взгляд Джона проскользил по рядам незнакомых лиц внизу. Сперва ему показалось, что он ошибся, но нет: на одной из скамей внизу сидела Карра, бывшая служанка леди Кейтилин. В воспоминаниях Джона это была хорошенькая цветущая девушка, а перед ним сидела худая женщина с усталым лицом, но ошибиться он не мог. Встав со своего места, Джон спустился с помоста и стал пробираться между скамьями. Робб не обратил на это внимания, занятый беседой с леди Морс. Вероятно, решил, что Джон поднялся по нужде.
Внизу звуков было куда больше, люди переговаривались, ложки стучали о деревянные миски и подносы, то и дело сталкивались оловянные кубки. Пили много, но ни песен, ни смеха не было.
Джон встал перед нужной скамьёй:
— Здравствуй, Карра.
Женщина съежилась под его взглядом, потом распрямила плечи и попыталась поклониться, не поднимаясь и не тревожа своих соседей. Видимо, надеялась, что Джон просто уйдёт.
Он крепко взял Карру за плечо и мягко, но настойчиво сказал:
— Составь мне компанию, а то что-то я стал забывать, что и как во дворе. Кажется, лорд там всё перестроил.
Карра пробормотала нечто невнятное, но с места поднялась. Какой-то латник, хохотнув, высказал предположение, в чём именно ей следует помочь чёрному брату. Джон не обратил на него внимания.
Прохладный воздух внутреннего двора охладил ему голову. Лёгкий хмель развеялся, и Джон посмотрел на свою попутчицу:
— Скажи-ка мне, Карра, кто нынче понёс ужин в башню?
— Лорду Брандону всегда прислуживает Ходор, милорд, — заикаясь, выдавила служанка. Язык у неё заплетался от вина.
Или от страха?
— Всегда? — хмурясь, переспросил Джон.
— Ну да, милорд, и вчера, и третьего дня…
— Я не милорд. Значит, лорд… Брандон не просто так отказался спуститься к ужину? У его двери нет людей.
Женщина посмотрела с недоумением.
— Он всегда ест у себя, милорд. Никогда не спускается. Никто не поднимается, кроме Ходора. Никакой стражи. Это правила.
— Какие ещё правила? — начиная раздражаться, спросил Джон.
— Правила, — с пьяным упорством повторила служанка. — Кастелян Рейсли всякого новенького о них предупреждает. Я давно служу лорду, а прежде его матушке служила. Я знаю их все.
Она покачнулась и схватилась за стену.
— Клянусь богами, от старой Нэн и то было бы больше толку! — Джон покачал головой и отступил.
— Старой Нэн, милорд? — очередного «милорда» Джон решил пропустить мимо ушей. — Так вы можете расспросить её.
Джон уставился на неё во все глаза.
— Она жива?
— При молодом лорде Нэн поселилась в той маленькой каморке у конюшен, хотя теперь почти не ходит.
Не слушая дальше, Джон развернулся и почти бегом припустил через двор.
Конюшни были на прежнем месте, хотя и белели в сгустившейся темноте новыми стенами из сосновых досок. Каморка, видимо, уцелела во время пожара: низкая дверца под закопченной бесчисленными факелами аркой, небольшая каменная тумба рядом, на которой раньше стояла бочка для дождевой воды. Остановившись у двери, Джон запоздало сообразил, что старуха может уже спать в это время. Нетерпение и сомнение боролись в нём.
Джон поднял руку и дважды стукнул железным кольцом по окованной металлом поверхности двери. Если Нэн с годами стала глуховата или крепко спит, то он просто вернётся завтра… Ему почудился тонкий дребезжащий голос внутри, и Джон, больше не колеблясь, отворил дверь и вошёл.
Ему пришлось пригнуться, настолько низким был потолок. Единственная лампа стояла прямо на полу, давая неровный, мерцающий свет, в углу находилась жаровня, испускающая волны тепла. Окно было прочно закрыто ставнями и выглядело так, будто его не открывали уже давным-давно. Посреди комнаты стояла низкая кровать, застелённая выделанными волчьими шкурами, и сперва Джон не разглядел среди них Нэн. С годами она как будто ещё сильнее усохла, съежилась, и теперь была не крупнее некоторых из Детей Леса, которых ему доводилось встречать. Её тело едва выступало под тяжёлыми покрывалами. Джон сделал ещё шаг вперёд.
— Нэн, — он невольно понизил голос. — Это я.
Ничего другого просто не пришло ему в голову. Джон осторожно присел на постель и взял в свою руку прохладную в жарко натопленной комнате, полупрозрачную ладонь старой служанки.
— Знаешь, — прошептал он, — раньше мне казалось, что сколько живёшь ты, столько же простоит и Винтерфелл. Ты часть великого чертога Севера, ты качала на коленях лордов этого места, одного за другим. А после провожала их в крипту. О, Нэн, я вернулся домой. Я, бастард, вернулся.
Тонкие пальцы в его ладони едва заметно шевельнулись. Глаза Нэн были открыты. Джон склонился ниже, напрягая слух.
— Мальчик, — проскрипела она. — Сероглазый мальчик лорда Эддарда. У остальных глаза голубые.
— Да, — сглатывая комок, пробормотал Джон: старуха узнала его.
На её черепе, покрытом старческими пятнами, не уцелело ни единого волоса, глаза выцвели от возраста.
— Голубоглазые не вернулись, — прошелестела Нэн. — Пришли только те, у кого глаза золотые. У тебя серые, пока серые…
Её голос перешёл в невнятное бормотание, веки опустились.
Золотые глаза, сказала она. Что это могло значить? Нечто важное или же бред выжившей из ума старухи.
— Отдыхай, — сказал Джон мягко. — Я ещё навещу тебя.
Он осторожно сжал руку Нэн на прощание и уложил её поверх покрывала.
ІІІ
Утро он встретил на Вороньей Вышке, в компании птиц и мешка с зерном. Солнце рассыпало бледные лучи по снежному покрову внизу, чёрные пальцы башен впивались в небо. Вороны хлопали крыльями и перекликались резкими голосами. Лёгкий мороз пощипывал Джону щёки и губы. "Всё, что по эту сторону стены — юг, — вспомнил Джон. — Зависит от того, с какой стороны смотреть". Даже годы спустя воспоминание вызвало у него слабую улыбку.
"Самое время прогуляться, парень с юга", — весело подумал он, и принялся спускаться.
Богороща осталась в точности такой же, какой он её помнил. Это было одно из немногих мест в замке, которое даже Бастард Болтонский не посмел осквернить. Страж-деревья, тёмные и угрожающие, вздымали к утреннему небу свои кроны, дубы переплетали ветви с чёрными железностволами, между ними мелькала белая кора чардрева и золотисто-коричневые тела сосен. Алые листья, похожие на вымазанные в крови ладони, трепетали на ветру. Чардрево Винтерфелла было так велико, что его можно было увидеть из любого места богорощи. Джон накинул капюшон своего чёрного плаща, но утренняя прохлада всё равно успела забраться к нему за шиворот.
Под кронами было куда темнее и намного тише. Ветви над головой сходились так плотно, что казалось, будто некий гигант раскинул шатёр прямо посреди замка. Джон сразу вспомнил, какой ранний стоит час. На Стене он привык использовать для отдыха любую свободную минуту, но давно разучился спать дольше пяти или шести часов в сутки, так что поднялся ещё затемно. Джон ступал по хвое совершенно бесшумно. Там и здесь среди трав и скудных северных цветов мелькали опавшие алые листья и сосновые иглы.
Из ближайших кустов послышалось низкое ворчание.
— Призрак, — негромко позвал Джон.
Рычание сделалось громче и как будто ближе. Джон встал, как вкопанный. Призрак был нем. Джон только сейчас вспомнил, что где-то здесь обитает Лето.
Тишина.
До цели оставалось рукой подать. Джон рискнул сделать шаг. Ничего не произошло. Куст слева чуть шевельнулся, по стволу дуба языком пламени метнулась белка. Влажная почва чуть пружинила под ногами.
Озеро было гладким и неподвижным, как стекло, и походило на чёрное око, глядящее в небеса. Чардрево над ним ещё больше разрослось, самые длинные ветви отбрасывали тень до середины водоёма. Ни плеска, ни шороха. Джон сел, опираясь спиной на ствол, и опустил ладонь в воду. Пальцы обожгло холодом, но ощущение длилось не дольше мгновения. Стало тепло, почти жарко, очень спокойно.
С нижней ветки чардрева спрыгнул мальчик, темноволосый и подвижный, не старше восьми лет. Навстречу ему выбежала кудрявая девочка в бриджах и куртке, размахивая палкой, как мечом. Красивый юноша прислонился к стволу дерева совсем рядом, скрестив руки на груди и щуря холодные серые глаза, наблюдая за играющими детьми. Младенец-трёхлетка стоял, цепляясь за его штанину. Дети убежали, смеясь, их голоса рассеялись среди стволов богорощи, их старший брат ушёл следом. Огромное ристалище раскинулась на сотни шагов во все стороны, рыцари выстроились в ряд по обеим его сторонам. Деревянные трибуны были заполнены до отказа. Джон слышал звонкое пение труб, конское ржание и голоса зрителей. Шёлковые плюмажи на шлемах — алые, жёлтые, синие и лиловые, серебряные с зеленью, золотые с чернью — ниспадали до самых крупов боевых коней. Чёрные вороны кружили на щитах, золотое дерево раскидывало ветви, серый лютоволк мчался по белому полю, выгибал шею олень с золотыми рогами, и надо всем парили драконы. Трибуны содрогнулись от криков и рукоплесканий. Девушка с короной тёмно-каштановых кос над прекрасным точёным лицом поднялась, приветствуя победителя. Рядом с рукой Джона воду тронула другая ладонь. На берегу, опустившись на колени, стоял Робб, он черпал из озера и жадно пил, но вода текла у него между пальцами, и ему никак не удавалось напиться. Его рука рядом с Джоновой была широкой и сильной рукой мужчины, но лицо принадлежало мальчику не старше четырнадцати лет. Джон потянулся к нему, чтобы помочь, сложил пальцы горстью и зачерпнул, но из травы вылетел ворон, зацепив его крылом по лицу, и Робб исчез.
Джон открыл глаза. Тело ломило, в спину впивалась жёсткая кора. Левая рука окоченела до локтя. За густыми ветвями небо было не разглядеть, но чутьё подсказывало, что спал он не дольше получаса. Вряд ли в замке даже успели заметить его отсутствие.
Когда Джон вернулся, во дворе сонный конюх седлал гнедую кобылу. Он как раз прилаживал на неё странной конструкции седло, когда появился Ходор, погрузневший и поседевший, но по-прежнему пугающе огромный. В большой корзине у него за спиной сидел Бран.
— Джон, — брат улыбнулся, и Джон ответил на приветствие. Бран был одет в кожу и шерсть, на плечах — меховой плащ с серебряной застёжкой у горла. Волосы убраны назад и стянуты шнурком. Когда он повернул голову, в ухе у него, блеснув, закачалась серьга-подвеска — молочного цвета камень без оправы.
— Собираешься на прогулку?
— Хочу проехаться вдоль ручья, — беспечно сказал Бран. — Вообще-то я каждое утро езжу, только не привык, что кроме меня кто-то ещё встаёт в такую рань. Составишь мне компанию?
Джон подумал и кивнул. Конюх, закончив с лошадью Брана, вывел из стойла каурого жеребца Джона. Конь выглядел ухоженным и отдохнувшим. Джон остался доволен осмотром.
Ходор усадил Брана в его диковинное седло, вставил ноги в стремена и пристегнул лодыжки к пропущенным под лошадиным брюхом ремням. Ноги Брана выглядели тоньше, чем должны бы у парня его возраста, но не слишком. В плотных штанах, если не знать, и не заметишь. Бран умело подобрал поводья, дождался, пока Джон сядет в седло, и лукаво спросил:
— Готов? Наперегонки от ворот до расщеплённой сосны. Кто проиграет, выполняет желание победителя!
Джон не успел ни возмутиться, ни засмеяться — ворота распахнулись, и Бран вылетел на мост. Джон пустил своего коня галопом. Его каурый Хвастун был надёжным и крепким животным, но в гнедую будто бес вселился, и вдобавок она знала здесь каждую кочку. Мчалась она так, словно за ней гнался Иной, и когда Джон, задыхаясь и хохоча, осадил у расколотой молнией надвое сосны на взгорке, Бран горделиво гарцевал под ней, кидаясь в него сорванными с ветвей шишками и вопя "За Винтерфелл!" "Север!" и "Старк!"
Джон вскинул руки, признавая поражение.
— Сдаюсь! Чего ты хочешь, о великодушный победитель?
— Не надейся задобрить меня грубой лестью, — усмехнулся Бран. — На том повороте у оврага я был "гнусным хитрецом", если не ошибаюсь.
— Тебе послышалось, — ухмыльнулся Джон и ткнул его в плечо кулаком. — Как зовут твою красотку?
— Плясунья, — сказал Бран, похлопывая лошадь по крутой шее. Из привязанной к поясу сумки он вынул яблоко и тут же вознаградил Плясунью за победу. — Так же, как звали мою первую лошадь.
— Ты отлично ездишь.
— Это всё она, — Бран ласково засмеялся. — Надёжные ремни, подходящий конь — и всё становится возможным.
Не только, подумал Джон. Плясунья вела себя так, будто была одним целым со своим всадником. Редкий дар даже для здорового человека…
Они повернули на тропу, ведущую к ручью, пустив коней шагом. Плотный утренний туман начал рассеиваться, над лесом медленно поднималось солнце. Волосы Брана пропитались влагой и потяжелели, завились кольцами у висков, на щеках проступил румянец.
Джон вспомнил о вчерашнем ужине и задал вопрос.
— Ну да, — пожал плечами Бран. — Я привык есть у себя, к тому же, сейчас у нас гости.
Нежелание появляться перед чужими людьми в корзине, привязанной к спине слуги, было Джону понятно.
— Эта леди Вестерлинг решительная и отважная дама, раз решилась на путешествие в такое время, — заметил он.
— Решительная? — фыркнул Бран. — Ради богов, Джон, я не удивлюсь, если эта женщина самолично сломала ось своей повозки у ворот Винтерфелла. Только слепой не заметит, как она подсовывает свою дочку Роббу.
Джон вообразил леди Вестерлинг с кувалдой, расхаживающую вокруг повозки и примеривающуюся так и эдак, а затем штурмующую ворота Винтерфелла с ручным тараном в руках.
Он рассказал об этом Брану, и они посмеялись вместе.
— На самом деле, я был бы даже рад, — сказал Бран. — При условии, что нам удалось бы избавиться от самой леди Сибеллы. Вестерлинги из Крэга вассалы Ланнистеров, а этот Морс был межевым рыцарем с клочком земли у границы, но, возможно, леди Жиенна пошла бы Роббу на пользу. После разорения Близнецов он стал сам не свой.
Веселье Джона сошло на нет. Он не считал себя добродетельным человеком. Ему доводилось убивать в бою, приходилось и совершать правосудие, как подобает лорду. Бывало, что люди, чьи жизни он отбирал, молили его о пощаде до самого конца. Но дети…
— Я собираюсь сегодня повидать Арью, — сказал Джон.
Бран ехал, глядя прямо перед собой, его руки в перчатках из тонко выделанной кожи перебирали поводья, профиль чётко выделялся на фоне тёмной стены леса.
— Как хочешь. Но она тоже сильно изменилась с тех пор, как все мы были детьми.
— Я это понимаю.
— Скажи, тебе нравится, как выглядит сейчас Винтерфелл?
Такая резкая смена темы удивила Джона.
— Нравится? — Теперь Бран повернулся в седле и требовательно смотрел ему в лицо. Его яркие глаза потемнели, меж сдвинувшихся бровей пролегла тревожная складка. Серебряная застёжка, скреплявшая его плащ, тускло блестела, отражая бликующие воды ручья. Она изображала вовсе не бегущего волка, как показалось Джону поначалу, а ворона с рубиновыми глазами и ониксовым клювом.
— Мне кажется, замок восстанавливается успешно, — наконец ответил Джон.
— Да, — Бран чуть расслабился. — Всё, что ты видел, сделано за последние полтора года. Сперва Теон, потом бастард Болтона… Война… Робб долго не возвращался сюда, а когда приехал, ему было не до сожжённых мостов и разваленных стен.
— Ему пришлось тяжело.
— Всем пришлось тяжело. Но Робб не умеет быть сильным ради кого-то, только ради себя.
Джон не хотел этого слышать. Радость от скачки наперегонки и прогулки стала тускнеть. Меньше всего на свете он хотел сейчас обсуждать Красную Свадьбу или Фреев, или то, что теперь в богороще живёт только один волк.
— Он справится. Он Старк из Винтерфелла, лорд.
Бран ничего на это не ответил, только пустил Плясунью рысью, вырвавшись вперёд. Тропа змеилась вдоль ручья. Его воды уже успели взломать лёд, но от них тянуло таким холодом, что Джон невольно ёжился даже под тёплым плащом.
— Ты знаешь, что это за место? Здесь Теон Грейджой провёл целый день в поисках, поднимаясь вдоль ручья к истоку и спускаясь вниз по течению, со сворой собак и парой кузенов Фреев. Он искал нас с Риконом, а нашёл каких-то несчастных и снял им головы, чтобы насадить на пики над воротами. Я проезжаю здесь каждое утро с тех пор, как вернулся.
Джон не нашёлся, что сказать. Назад повернули в молчании.
Оставив Брана на попечение слуг, Джон поднялся к себе в комнату, чтобы переодеться к завтраку. Там его и отыскал один из пажей Робба, возвестив, что лорд ожидает его в горнице. Джон пригладил волосы и одёрнул камзол, мельком поглядев на себя в зеркало. Поразительно, как женщина, завоевавшая титул Королевы Любви и Красоты, и самый красивый принц Семи Королевств смогли породить сына, чью внешность можно было счесть в лучшем случае приятной.
Робб ждал его в компании своего мейстера. На столе были разложены бумаги и карты, на столике в углу расположился поднос с подогретым вином и фруктами — яблоками, сливами в меду и персиками. Во внутреннем дворе тренировались латники, стук мечей и азартные выкрики доносились из приоткрытого, не смотря погоду, окна. Джон слышал, как там поют:
У моей беды синие глаза
У погибели косы до колен…
Робб жестом велел Джону садиться и вернулся к разглядыванию карт. Джону показалось, что он едва замечает то, что на них нарисовано, а мейстер, если и говорил что-то, умолк при появлении гостя.
Робб резким движением отодвинул бумаги, часть из них посыпалась на пол, но когда мейстер принялся собирать их, Робб ледяным тоном заявил, что на сегодня более не нуждается в его услугах. Отт — теперь Джон вспомнил его имя — стал одного цвета со своей мантией и тут же откланялся. Когда он скрылся за дверью, Робб сказал:
— Ты хотел говорить со мной. Раз этого всё равно не избежать, давай покончим с делом поскорее.
— Ты говоришь так, словно речь идёт о смене повязок или горьком лекарстве.
— Недурное сравнение, — Робб опустился в широкое кресло за столом. — Жаль только, рана никак не заживает.
— Возможно, ты сам не даёшь ей зажить, — резко сказал Джон. — Речь идёт о твоих сёстрах, Робб. О нашей семье.
— Здесь не о чем говорить. Санса замужем, мы даже по-родственному обмениваемся письмами. На праздники и именины.
— Я не желаю этого слышать. Я знаю о том, что произошло, из первых уст, и можешь не рассказывать мне, будто это было решением Сансы.
Когда он последний раз видел Сансу, её сопровождал сир Джейме. Джон испытал потрясение, узнав прежнего золотого красавца в этом полуседом одноруком рыцаре. Бороду Джейме снова брил, волосы отросли ниже плеч, но лоб и щёки изрезали ранние морщины, и выглядел он старше своих тридцати девяти лет. Санса, одетая в багрянец и золото Ланнистеров, опиралась на руку деверя. На миг Джону показалось, что к нему идёт леди Кейтилин, и он поклонился, чтобы скрыть замешательство.
— Лорд-командующий, — любезно сказала Санса, протягивая руку. — Я много слышала о ваших подвигах. Вестерос у вас в неоплатном долгу.
Она улыбалась. Её речь звучала мягко, как строчка из летописи, но взгляду не хватало уверенности. Джон вдруг понял, что Санса испытывает те же затруднения: она точно так же не знала, как с ним разговаривать и не могла сообразить, как правильно к нему обращаться. Он помнил эту её привычку с детства: Санса всегда прибегала к вежливости, если чувствовала себя неуверенно.
Он взял её ладонь в свои руки и улыбнулся со всей теплотой, какую сумел отыскать в себе.
— Кажется, я могу доложить королеве и деснице, что семейное воссоединение прошло удачно, — с тонкой улыбкой сказал Джейме. Не смотря ни на что, он всё ещё был хорош собой. Его яркие кошачьи глаза взглянули на Джона с любопытством.
Джейме не нравился ему ровно настолько же, насколько нравился Тирион. После войны от Королевской Гвардии уцелели только Цареубийца и Лорас Тирелл, а королева по каким-то своим соображениям даровала обоим помилование. Она также благоволила девице Тарт, вероятно, потому, что та тоже была женщиной на месте, принадлежащем мужчинам, и приняла от неё присягу, как от настоящего рыцаря, а после своими руками набросила ей на плечи белый плащ. Когда Джейме Ланнистер изъявил желание желание взять Бриенну Тарт в жёны, Дейенерис пресекла все споры, заявив, что клятва возбраняет королевским гвардейцам владеть землями, жениться и иметь потомство, но нигде не указано, что гвардейцы не могут вступать в брак друг с другом. Эта новая и свежая мысль заняла умы мейстеров, законников и лордов на некоторое время, а тем временем Джейме и Бриенна обменялись плащами — одинаково белыми.
Тирион стал десницей королевы Дейенерис, заслужив эту честь верной службой, и заявил, что готов отпустить жену, если на то будет её желание.
— Верь или не верь, твоё дело, — произнёс Робб. — Но такова истина. Санса приняла решение вернуться к своему мужу. Ты же знаешь, она всегда слишком увлекалась песнями, должно быть, вообразила, что это очень возвышенно и романтично. После всего, что случилось, этот карлик должен быть благодарен за то, что ему разрешили вернуться на Утёс Кастерли с целой головой на плечах — хотя, быть может, не настолько целой, как ему бы хотелось. Но видят боги, это вовсе не значит, что раз моя сестра решила поиграть в жертвенную супругу, я должен принимать его в своём доме!
Последний выпад разозлил Джона.
— Шрамы — не столь уж редкое явление для мужчины, — холодно сказал он. — Но мы говорили не об этом. Вряд ли Санса, которую я знаю, дала бы согласие остаться с Тирионом Ланнистером по доброй воле.
— Он её муж, — раздражённо напомнил Робб. — Семеро свидетели, мне это нравится куда меньше, чем тебе, но Санса не пожелала добиваться развода и отказалась вернуться в Винтерфелл. Ах да, я и забыл, что тебя идея породниться с Ланнистером никогда не смущала. Ты ведь всегда с ним ладил, верно?
— Не пытайся свести разговор к моей дружбе с Бесом, — сказал Джон.- Уж не знаю, какая блажь приключилась с Сансой, но ты не должен был позволять ей делать глупости. Это не принесёт ничего хорошего ни ей, ни Тириону, как только её порыв пройдёт.
— У неё был выбор, — отрезал Робб. — Что за беда, если она отказалась покинуть мужа? Быть может, блажь, приключившаяся с Сансой, называется чувством долга. Или ты полагаешь, что твой драгоценный приятель недостаточно хорош, чтобы его выбрала женщина?
— Я не понимаю, что слышу сейчас, — Джон повысил голос. — Мы говорим не о какой-то женщине, а о Сансе, ты ещё помнишь её? Твою сестру, которая выросла вместе с нами в этой крепости и любила баллады о прекрасных рыцарях? Я не понимаю, куда подевался тот человек, который готов был поднять Север, чтобы вызволить своих сестёр и отомстить за отца!
Робб закрыл глаза.
— Быть может, он разок поднял Север, — сказал он. — И посмотрел, что из этого вышло.
У тоски уста — роза синяя,
— пели во дворе.
Руки холодней и нежнее льда
У зимы моей…
IV
Бран возле конюшни сидел на подобии высокого, приподнятого над землёй с помощью небольшого помоста деревянного кресла с двумя колёсами по бокам, к каждому из которых было прикреплено нечто похожее на помесь стремян для женского седла и подставочки для ног. Стопы Брана были вдеты в эти «стремена», а Ходор рядом с помощью хитрого устройства вращал колёса. Колени Брана поднимались и опускались вслед за движением колёс, а сам он читал книгу в тиснёном переплёте, не отвлекаясь на действия конюха.
Заметив Джона, Бран поднял голову и улыбнулся:
— Ты знал, что в старой Валирии уличённых в прелюбодеянии женщин одевали в пропитанные горючим маслом одежды и заставляли танцевать перед своими мужьями у открытого огня?
Джон покачал головой и подавил улыбку: Бран с детства любил страшные сказки, они не пугали его, а завораживали. Правда, эта была всё же слишком мрачновата на его вкус.
— Нравится? — Бран указал на своё сиденье. — Моя собственная конструкция, я сам рисовал чертежи. Это помогает мускулам на моих ногах не усыхать так быстро и не бездействовать. Даже если я ими не пользуюсь, это не повод о них не заботиться.
Джон заверил, что ему очень нравится. Он и вправду был впечатлён. Робб заперся в своих покоях и ничего не желал видеть, даже карты на его столе были десяти — или пятнадцатилетней давности, а Бран, оказывается, в это время выдумывал волшебные машины, чтобы быть калекой чуть меньше. Это всё потому, подумал Джон, что хоть Бран и болен, ему не всё равно. А Робб, пускай и здоров телесно, давно к себе безразличен.
Он заметил, что даже домашняя одежда Брана, в которой он, к тому же, едва ли появлялся в большом чертоге замка, не говоря уж о гостях, носила приметы щеголеватости. Шнурок в волосах был шёлковый, пряжки тщательно начищены и блестели, пуговицы — из оникса и резной кости, тёмно-рыжие кудри гладко причёсаны от лица назад, чтобы не мешать чтению.
— Мне передать что-нибудь от тебя Арье?
Скользившее по небу облако на миг закрыло солнце, сделав синие глаза Брана холоднее глубже.
— Передай, что я жду её здесь.
Когда Джон выезжал через внутренние ворота, Бран сидел среди своих крутящихся колёс, погружённый в книгу, а его глаза снова были ясными до самого дна.
Судя по положению солнца на небе, перевалило уже за четвёртый час пополудни, когда Джон въехал на мост над сухим рвом у Вдовьей Башни. Ров был неглубок, а место крепостных стен занимала каменная кладка едва ли в два человеческих роста в высоту. Тем не менее, щели между камнями были хорошенько законопачены, а ров содержался в порядке.
Джон надеялся, что по пути к нему присоединится Призрак, но лютоволк так и не появился. Новый незнакомый псарь, хмурый и седой, заявил, что волков время от времени выпускают из богорощи в лес поохотиться и размяться — постоянное присутствие хищников, пусть даже за крепкими стенами, тревожит собак и пугает лошадей. Призрак не отозвался ни на зов, ни на свист, и Джон решил, что тот, должно быть, загнал оленя или дикую свинью далеко от наезженных троп.
Сперва башня показалась ему нежилой, но тут из боковой двери вышел человек. Высокий, крепкий, с неприметным лицом, одетый в кожу и шерсть — не то слуга, не то латник, Джон готов был поклясться, что обращаться с кинжалом в широких охотничьих ножнах он умеет отменно.
Человек принял поводья и придержал Джону стремя, а затем проводил в скудно обставленную горницу, едва ли больше, чем чулан в Винтерфелле. Если Брана Джон узнал, едва взглянув, то тут невольно остановился в замешательстве.
Арья сидела в резном каменном кресле спиной к узкому окну, больше похожему на бойницу. Руки её покоились на подлокотниках, спина выпрямлена — на миг Джону показалось, что перед ним ещё одна статуя из крипты под Винтерфеллом. Волосы у Арьи были обрезаны до плеч, короче, чем у иных мужчин, бледное вытянутое лицо казалось бесцветным. Одета она была тоже по-мужски — в потёртую на локтях коричневую куртку с шнуровкой и шерстяные бриджи, талию стягивал кожаный пояс. Из ворота выглядывала льняная рубаха, на шее болталась монетка на простом шнурке.
Джон приблизился и остановился в двух шагах от каменного сиденья.
— Джон, — сказала безо всякого выражения женщина, которую, вероятно, Джону полагалось бы обнять и пообещать любить и защищать отныне и впредь. Тут он заметил, как дрожит мышца в углу её напряжённого рта.
— Судя по твоей рубахе, я по-прежнему управляюсь с иглой лучше тебя, — сказал Джон.
Арье приходилось поворачивать голову, чтобы смотреть в глаза даже человеку, сидящему с ней рядом, но зрение её понемногу восстанавливалось.
— Это сезонное, — сказала она, сильно щурясь. — Когда луна убывает, перед бурей или сильными морозами становится хуже. Иногда Кенье приходится водить меня за руку, как малого ребёнка. Мейстер Робба пытался привязать мои приступы к уязвимой женской натуре и склонности к меланхолии, но запутался в собственных объяснениях. Что и неудивительно, коль этот человек путается в завязках своих штанов.
Джон достаточно долго имел дело с Вель и женщинами одичалых, чтобы улыбнуться в ответ. Кроме того, ему не нравился мейстер Отт. Ещё он подумал, что Робб такого опыта не имел, и ничего странного, что он не смог поладить с Арьей под одной крышей и даже слышать о ней не желал. Джон полагал, что всё изменится, когда гнев брата утихнет.
— Кенья — твой слуга? — Имя показалось Джону чужим для уха. — Он южанин?
— Уроженец вольных городов, — спокойно ответила Арья. — Слуга, конюх, повар, страж, мои глаза время от времени. Да.
— Вы здесь вдвоём? — Робб определённо имел причины для недовольства.
— Есть ещё Мара, прачка, горничная и швея. Она немая, — Арья улыбнулась, явно забавляясь. — Хорошо, что я увезла её из замка. Винтерфелл и так начал напоминать приют для калек и умалишённых.
— Бран хочет, чтобы ты вернулась, — Джон повертел в пальцах чашку с подслащённым травяным отваром. Кенья принёс им малиновый джем в плошке и стопку овсяных лепёшек на простом деревянном блюде, и зажёг пару восковых свеч без подсвечников, установив их на подлокотники кресла Арьи. Свечи уже начали оплывать, прочно прикрепившись к камню.
— Но не Робб, верно? Можешь не отвечать. — Джон заметил, с каким трудом двигались её глаза под напряжёнными веками, когда Арья повернула голову. — О, видел бы ты его полтора года назад, Джон! Когда мы с Браном приехали, это было не то зрелище, которое показывают слишком вольнодумным знаменосцам или сильным соседям. Даже блудница-самозванка и безногий калека подходили лучше. Робб сидел среди развалин и позволял слугам воровать еду со своего стола и серебро из своего кошелька.
— Но сейчас всё изменилось. Ему лучше.
— Изменилось, да. Но к лучшему ли? Об этом тебе лучше спрашивать не у меня.
— Это всё Фреи. Если бы не предательство, с Роббом этого никогда бы не случилось…
— Только не жди, что я стану оплакивать их судьбу, — отрезала Арья. — Будь я на месте Робба, я бы не только истребила всю породу, но и извела бы приплод, сровняла замок с землёй, осушила реку и засыпала поля солью.
Спустя два года после бракосочетания, известного как Красная Свадьба, Робб Молодой Волк посреди ночи ворвался в Близнецы. С ним было не более двух сотен людей, но ни один стражник не затрубил в рог и ни одна собака не залаяла прежде, чем старый Уолдер Фрей был вытащен из своей постели и приведён во двор. Говорили, что ворота крепости были распахнуты настежь изнутри, когда Робб Старк въехал по подъёмному мосту шагом. Там, в самом сердце Близнецов, он воссел среди немногих своих вассалов и верных людей, и творил суд, пока солнце не взошло над стенами замка. Робб судил, как издревле было заведено у лордов Севера, и когда всё закончилось, и его меч, и плащ, и камзол под ним был красен. Смерть десяти своих сыновей и тринадцати внуков увидел лорд Переправы прежде, чем острый меч снял с него голову. Из его потомства война пощадила только Рослин Талли да вдовицу Болтон, засевшую в своём замке среди на три четверти уменьшившихся владений.
— Оставайся на ночь, — смягчившись, сказала Арья. — Кенья проводит тебя в спальню. И уезжай из Винтерфелла, Джон. Остальное — не в нашей власти.
-
-
11.10.2014 в 00:43И пара любимых моментов
В общем, спасибо большое за текст, его было очень приятно читать
-
-
11.10.2014 в 00:52я очень старалась дать эти мартиновские описания, эту богорощу, эти его подробно описанные блюда на каждой трапезе
Интересно, кто же не ждёт королеву Дени на драконах в финале)) Кмк, нет таких, по крайней мере среди меня точно нет)
А эпизод с тропой — он ключевой же в фике) Сама люблю не могу.
Вах, такие отзывы прям провоцируют меня написать-таки долгоиграйку про зрелых ДжонДени с детями и на троне
-
-
11.10.2014 в 01:01Но сама детализация да, очень в духе канона, хорошо получилось )))
И эпизод с тропой получился замечательно. Вроде бы такая мелочь - а как цепляет.
такие отзывы прям провоцируют меня написать-таки долгоиграйку про зрелых ДжонДени с детями и на троне
ПИШИ
-
-
11.10.2014 в 01:15-
-
11.10.2014 в 01:30Хотя откуда у Дени дети - это тот ещё интересный вопрос )
-
-
11.10.2014 в 01:36Путём превозмогания!
-
-
12.10.2014 в 12:05Джон вожачит у целого Ордена, в который влилос уже огромное количество людей. Роб отказывается принимать новую кровь - и от этого, как мне кажется, ему и плохо.
Только вот у Брана, в итоге, не оказалось никого, кроме Ходора и Лето.
-
-
12.10.2014 в 13:03С седой, с седой))) А как же.
У Брана всё впереди
Спасибо! Я даже не думала, что ты найдёшь время почитать)
-
-
12.10.2014 в 14:12Я давно планировала, но сегодня компьютер внизапна!оказался свободен)))))))
-
-
12.10.2014 в 15:19-
-
28.11.2014 в 19:35Бран действительно показался мне злодеем, хотя где-то в глубине я и понимаю, что он все сделал правильно... Надеюсь, Джон таки примет предложение Дени )))
Единственное, что для меня осталось непонятным и любопытным, что случилось с Теоном???
-
-
28.11.2014 в 21:13Он, я погляжу, многим показался злодеем — что мне удивительно, учитывая специфику канона и залежи злодеев на любой вкус. При этом я очень хорошо понимаю суть сквика: потеря идентичности, какой-нибудь мозговой слизень или паразит-иноплянетянин, забирающий наше тело и лишающий иллюзии свободы и контроля — весьма архетипичный страх, недаром столько про это написано и снято. Но Бран злодеем не задумывался, правда-правда)) Хотя я постаралась понагнетать внешнего антуражу
Вот смотрите: Бран никого не жёг, ничего не отрубал и кожу не снимал, головы младнецам об стенку не расшибал, и даже в такой мелочи, как убийство мельниковых детей или зарубление мясникова сына не замечен. Всех жертв на нём — один особо наглый ворюга. Однако же — злодей! С башни долой его! И даже его опрятность вопияет о злодействе.
Короче, хороший фик вышел, да, мне самой нравится
Вот знаете, даже не знаю, что сказать. Теон, э-эээ, нестолько не тема этого фика, что, м-мм, как бы... да понятия не имею
-
-
28.11.2014 в 21:17-
-
28.11.2014 в 21:37-
-
28.11.2014 в 21:50-
-
28.11.2014 в 21:56-
-
24.04.2015 в 07:12Но очень понравилось! Я плохо помню канон, поэтому о вхарактерности говорить не могу, но персонажи прекрасны. И сам текст - описания не просто так, а как часть сюжета, каждое слово на своем месте, и вообще - ыыыы! читать было сплошное удовольствие. Спасибо, автор!
-
-
24.04.2015 в 08:55-
-
13.02.2024 в 07:17Хотел бы поделиться с вами своим свежим опытом поиска отличного автосервиса в Оренбурге. После многочисленных обращений, я наконец нашел то место, которым действительно остался доволен — AutoLife56.
Что мне особенно понравилось в АвтоЛайф, так это мастерство специалистов каждого специалиста этого сервиса. Мастера не только с высокой точностью решили проблему с моим автомобилем, но и предоставили компетентные советы по его дальнейшему обслуживанию.
Мне кажется важным поделиться этой информацией с вами, так как знаю, насколько сложно порой найти действительно надежный сервис. Если вы ищете надежный автосервис в Оренбурге, рекомендую обратить внимание на АвтоЛайф, расположенный по адресу: г. Оренбург, ул. Берёзка, 20, корп. 2. Они работают с 10 утра до 8 вечера, каждый день, и более подробную информацию вы можете найти на их сайте: https://autolife56.ru/.
Надеюсь, мой опыт окажется ценным для кого-то из вас. Буду рад слышать ваше мнение, если решите воспользоваться услугами AutoLife.
Ремонт подвески
Ссылки для ознакомления
Откройте для себя о сервисе AutoLife56: почему стоит выбрать нас в обслуживании автомобилях в Оренбурге Откройте для себя о AutoLife56: наши сильные стороны в обслуживании автомобилях в Оренбурге Открытие: выдающийся автосервис в Оренбурге - AutoLife56 Не минуйте: АвтоЛайф 56 — ваш надежный партнер в мире авторемонта в Оренбурге Познакомьтесь о автосервисе AutoLife: почему мы в ремонте автомобилях в Оренбурге 59fa441
-
-
21.02.2024 в 03:11eroscenu.ru/?page=9459
eroscenu.ru/?page=32849
eroscenu.ru/?page=19828
eroscenu.ru/?page=35522
eroscenu.ru/?page=33869
eroscenu.ru/?page=16912
eroscenu.ru/?page=10697
eroscenu.ru/?page=45130
eroscenu.ru/?page=20678
eroscenu.ru/?page=7039
eroscenu.ru/?page=3009
eroscenu.ru/?page=21469
eroscenu.ru/?page=8247
eroscenu.ru/?page=34176
eroscenu.ru/?page=34732
eroscenu.ru/?page=8075
eroscenu.ru/?page=20257
eroscenu.ru/?page=34210
eroscenu.ru/?page=10143
eroscenu.ru/?page=38045
обучающие ссылки экологические ссылки игровые ссылки рекомендованные ссылки информативные ссылки нужные ссылки технологические ссылки научные ссылки социальные ссылки спортивные ссылки b1ace97