через сумрак столб белеет
Автор: Уйка
Бета: logastr
Иллюстраторы: Мариза (клип), Shugister (арт)
Персонажи/Пейринг: Джон/Атлас, другие братья (существующие и не очень) в количестве
Рейтинг: R
Размер: ~24,000
Жанр: приключения, романс
Саммари: Джон Сноу оправляется в путешествие из Черного Замка к морю на восточном краю Стены, чтобы проверить, правдивы ли тревожные слухи о странных природных явлениях, которые там происходят. Атлас сопровождает его. Ему нет дела до странных природных явлений - только до того, чтобы с Джоном все было в порядке.
Примечания: Идея неосознанного займа похищена из фика Трикстера "Незаконченное дело". Песня, которую Атлас поет на Стене, принадлежит Марии Семеновой. Некоторые (большинство) подробности устройства замков, в которых герои останавливаются по пути, существуют только в голове автора.
Ссылки для скачивания: docx, fb2, pdf, epub
Ты будешь с ним день и ночь. Да, ты будешь наливать ему вино и приглядывать за тем, чтобы постель его была свежей, но ты будешь читать его грамоты, прислуживать ему на собраниях, помогать в бою. Ты будешь его тенью.
Дубовый Щит
Дубовый Щит
Кто-то из высших офицеров бурчал, что время для поездок неподходящее. Другие возражали, что подходящей некуда – с отъездом Красной Ведьмы и усатой королевы бардака в Черном Замке куда как поуменьшилось. Самый дрянной день без главных смутьянов – людей Селисы – был в стократ лучше, чем самый спокойный с ними. Большинству же и вовсе не было до отъезда Джона никакого дела.
Путешествие задумали не долгим, но и не коротким – в одну луну. За месяц всадник на хорошем коне проскакал бы от одного конца Стены в другой столько раз, сколько пальцев на руке у Хобба, а то и по числу пальцев нормального человека. Но с большим обозом, груженным поклажей, дело обстояло иначе. Везти одежду, оружие и припасы к Перевертышу в Дозор у моря, конечно, было глупее глупого: единственный порт черных братьев ведал всеми грузами, которые они получали, и сам снабжал остальные обжитые твердыни. Припасы предназначались гарнизонам замков, которые им предстояло миновать по пути: Лесному Дозору у пруда, Собольему Залу, где под предводительством двух ветеранов Дозора прозябали несколько десятков одичалых, и, конечно, Шлюховнику. Больше всего сундуков с одеждой, топоров, кирок, лопат, кухонной утвари, мешков с мукой и бочек с солониной и квашеной капустой предназначалось Факелу. Там, насколько Атласу известно, солонину жевать было некому – разве что тощим крысам, если в месте, где давным-давно не ступала нога живого человека, еще остались крысы. Джон, раньше всегда обсуждавший свои планы насчет пустующих замков с высшими офицерами и с ним, на этот раз молчал, однако Атлас не сомневался, что большая часть всадников, сопровождающих обоз, и будет этой солониной давиться. Судя по их кислым рожам, они тоже прекрасно знали об этом.
Все приготовления были закончены накануне вечером. В утро перед отъездом Атлас как следует накормил и напоил лошадей, укрыл их короткими шерстяными попонами и полчаса, не меньше, провозился со сбруей. Послушный черный Зверюга Джона прежде принадлежал одному из разведчиков, поэтому был привычен к частым выездам и вставал под седло послушно. Его собственная лошадка, едва почуяв на спине ремни, так и норовила вывернуть шею и цапнуть его. За это Атлас звал ее Дурой.
Когда он закончил готовить лошадей, оказалось, что уже настало время выдвигаться. Он страшно обрадовался, узнав, что среди прочих из Черного Замка с ними выехал один из близнецов, с которыми он успел сдружиться еще в повозке Конви, вербовщика, забравшего их из темницы в Чаячьем городе. Впрочем, вскоре выяснилось, что едь рядом с ним хоть Рыцарь Цветов, разницы было бы немного. С самого рассвета поднялся восточный ветер, сильный и холодный, который норовил забить произносимые слова обратно в глотку и в два счета превращал всадника в бесформенное меховое чучело на лошади. Разговаривать стало невозможно – только орать. Сноу, раздающий указания, охрип уже к середине дня, сам он – и того раньше.
До Дубового Щита они добрались уже в сумерках. После целого дня в седле немилосердно ломило спину и плечи. Поясницы он и вовсе не чувствовал, так она онемела, и сначала, завидев впереди руины замка, даже испугался, что не сможет самостоятельно спуститься с лошади. В конце концов ему это удалось, если неуклюжее падение на землю подобно кулю с зерном можно было назвать этим словом. Атлас никогда в жизни не исполнял менее грациозного трюка и надеялся, что остальные братья, которые сами едва слезали с коней или возились с поклажей, не заметили его позора. Дождавшись, когда кровь снова как следует разбежится по телу, возвращая задубевшим конечностям подвижность, он оглянулся вокруг и отметил, что многие чувствовали себя не лучше, чем он. Те из спешившихся всадников, что не были привычны к езде, разминали ноги и плечи, морщась от простреливающих тело судорог. Тай, крепкий угрюмый мужик с черной косой, выглядывающей из-под шапки, колотил себя кулаком по бедру.
Дубовый Щит выглядел плохо. Атлас знал, что так будет – один из самых старых замков Дозора, он располагался ближе всех к Черному Замку и потому стоял пустым уже много сотен лет. Однако Атлас не думал, что дела настолько плохи. Почти все стены массивного когда-то строения давно осыпались, оголяя остовы. Уцелела лишь северная стена – та, что пустыми провалами своих окон глядела на ледовую Стену – да несколько приземистых строений, ютившихся в ее тени.
- Если Тормунд и в самом деле собирается переселяться сюда со всем своим отрядом, как велел ему лорд-командующий, я ему не завидую, - сказал Эмрик и пнул торчащий из промерзшей земли обломок бревна. Под натиском сапога тот тут же переломился и осыпался трухой.
- Больно кому-то нужен этот сарай. В Дубовом Щиту и в лучшие времена Дозора никто жить не желал, Отец Одичалых не дурак и знает это. – Андрес, смуглый горбун с суровым взором, оглядел руины.
Руки его, и без того длиннющие, казались еще длиннее оттого, что из-за своего недуга он вечно ковылял, согнувшись в три погибели. Он говорил, что родился в Дорне, и цвет его кожи подтверждал правдивость его слов, однако говор очень уж походил на говор простолюдинов из столицы. А с лошадьми он и вовсе управлялся, будто табунщик, с пеленок разъезжавший по дотракийским степям. Атлас едва не плакал от зависти, глядя на то, с какой легкостью Андрес распрягает вверенных его заботам коней, запряженных в телеги. Дура давно бы уже откусила ему палец, вздумай он вот так похлопать ее по морде.
– Ремонтировать тут нечего, только сжечь все да отстроить заново.
- Одичалые, строящие замки для братьев Ночного Дозора! – заржал подошедший Кегс. – Хотел бы я посмотреть на это. А потом и на грамкинов, чистящих для нас картошку.
- Может, еще и посмотришь, - серьезно ответил ему Андрес. - Сам я за последний год насмотрелся в этом краю такого, что волосы дыбом встают, и больше ничему не удивлюсь. А ты?
Старик притих, притихли и остальные. В словах конюха было много правды, и от этого мороз продирал по спине. Разговаривать после таких слов всем вдруг расхотелось, и дозорные разбрелись по своим делам.
Больше всего на свете Атласу хотелось завалиться спать. Кто бы мог подумать, что долгая езда выматывает так же, как полный день усердного труда? Но времени рассиживаться не было. Следовало распрячь, покормить и стреножить лошадей, собрать дров и развести огонь до того, как полностью стемнеет. С горем пополам освободив Дуру от сбруи, он пустил ее и Зверюгу околачиваться поблизости вместе с другими лошадьми. Та тут же опустила морду к земле и принялась выискивать редкие пучки жесткой травы, грозно фыркая на каждого, кто пытался потеснить ее.
На ночевку было решено остановиться в одном из уцелевших строений. Судя по кучам давно сгнившей соломы и длинным жаровням вдоль стен, раньше это место служило жившим тут братьям то ли хлевом, то ли конюшней. Две дюжины людей расположились здесь без тесноты, еще десяток заняли соседний барак с наполовину просевшей крышей. В поленнице даже обнаружились дрова – немного, но достаточно, чтобы не пришлось отправляться в раскинувшийся неподалеку лес. Заика Закай и пара одичалых развели костер, установили над огнем два здоровенных котла и принялись готовить похлебку с репкой, морковкой и луком. Оленина или уж подавно говядина в ней отсутствовала, зато среди припасов нашлась солонина, и с твердым черным хлебом ужин получился хоть и не лучше, чем в трапезной Черного замка, но и не хуже.
Лорд-командующий едва прикоснулся к своей порции. Пока братья ели, он молча смотрел на юг, в ту сторону, где далеко, за подступившим вплотную лесом змеился Королевский Тракт. За его спиной высился давным-давно вышедший из строя подъемник, отливали призрачным серебром запечатанные вечность назад ледяные ворота.
- Выставим стражу, - сказал он наконец.
Голос у него совсем огрубел, и Атлас подумал, что к утру Джон, чего доброго, и вовсе осипнет и не сможет разговаривать.
- Кого нам тут бояться? – удивился один из одичалых. Словно в ответ ему, издали донесся вой одинокого волка. Протяжный и заунывный, он, казалось, принадлежал духу. Вскоре ему уже вторили другие голоса.
Будь с ними Призрак, он вскинулся бы и навострил уши. А то и вовсе давно ушел бы, почуяв других волков задолго до людей. Однако Призрака больше не было – ни здесь, ни где-либо еще. Атласу нравилось представлять, как ему, верно, хорошо сейчас там, куда попадают верные звери после смерти. Грызет себе сейчас мозговую косточку в тепле и покое, а рядом с ним его сестры и братья. Другой судьбы для духа лютоволка, умершего, чтобы мог жить его хозяин, он представлять не хотел.
Джон тоже вспомнил о нем. На лицо его легла тень.
- Сторожить будем по двое, - сказал он. – Андрес, раздели дозоры.
Атласу выпало дежурить вторым. Гаже второй смены не было: не успел ты сомкнуть глаз, кое-как согреться под плащом и задремать, как кто-то уже пихает тебя в плечо, заставляя проснуться. Зато выбравшись к костру, он увидел там такого же заспанного Эмрика.
- Ты? Мерзость какая, - поприветствовал его друг, стараясь выдать улыбку за недовольную гримасу.
- Просил ведь не ставить меня в дозор с криворожими горгульями, - в тон ему ответил Атлас, усаживаясь рядом. – От твоей рожи меня блевать тянет.
- Мы едва-едва успели избавиться от вони твоих волос, преследовавшей нас повсюду, и вот теперь все заново!
Атлас улыбнулся. Каждый из близнецов всегда говорил о себе во множественном числе, как будто слова «я» и вовсе не существовало на свете. Сначала это пугало его: на ум сразу приходили страшные сказки о бесах, которые влезают в человеческое тело через рот и уши, селятся там и управляют им, словно куклой, а никому и невдомек. Но со временем он просто перестал это замечать, как не замечал больше уродливого родимого пятна на лице Поганки, торчащих ушей Пипа или заикания Закая.
- Неужто боги наконец вняли моим молитвам и лорд-командующий решил отослать тебя в какой-нибудь клоповник подальше от глаз приличных людей?
- Вместе с тремя другими строителями и одичалыми мы будем возводить новые загоны для скота и теплицы в Дозоре у пруда. Земля там теплее и мягче, чем в других местах. Говорят, это из-за подземных вод, которые питают озеро.
- Ты едешь один?
Во время путешествия к Стене через Речные Земли и унылый, скучный север Атлас успел выслушать историю близнецов со Светлого острова во всех подробностях не один раз. Отчасти потому, что делать, кроме как болтать языком, в повозке Конви было больше нечего, но еще и потому, что братья были единственными, кто не брезговал с ним разговаривать. Все остальные притворялись, будто внезапно оглохли, стоило ему открыть рот. Тогда-то он и узнал, что в темнице чаячьего Города близнецы оказались потому, что Эррон зарезал отчима, колотившего их мать и пристававшего к младшей сестренке. Когда он спросил, почему же в темницу посадили обоих, они посмотрели на него с недоумением. Как будто он спросил, как так вышло, что заносила нож одна рука, а под замком в итоге оказалось все тело.
- Эррон приедет позже. Привезет кур, коз и коров, когда будут готовы загоны для них. На вот, глотни отсюда, - он передал Атласу кожаный мех, приятно теплый на ощупь. – Голос у тебя, что у жабы.
Внутри оказался мед – не сладкий и сильно разведенный водой, зато почти горячий. Он приятно согрел нутро, а горло сразу стало меньше саднить. Отхлебнув еще раз, Атлас пристроил мех на одном из камней, окольцовывающих костер, чтобы тот не остывал.
Эмрик достал кости, и за разговорами и игрой время пролетело быстро. Стая шаталась поблизости, в глуби начинающегося южнее леса, однако к опушке не приближалась. Когда двое людей из одичалых сменили их на посту, Атлас выторговал у Эмрика мех с остатками питья в обмен на обещание постеречь за него на следующем привале. Тот согласился, от усталости совсем позабыв, что следующего привала для него уже не будет.
Перед тем, как стянуть сапоги и снова завалиться на солому, Атлас отыскал среди спящих Джона и осторожно потряс его за плечо. Тот распахнул глаза едва ли не прежде, чем рука Атласа коснулась его – как будто лишь притворялся, что спит, а на деле сон ему и вовсе не требовался.
- Все в порядке, - сказал Атлас прежде, чем он успел спросить. – Ничего не случилось. Вот, выпей это.
В темноте ему было не разглядеть лица Джона, но после минутного промедления он почувствовал, как чужие пальцы задевают его, принимая мех. Успокоенный, Атлас перебрался обратно на свое место, завернулся в плащ и уснул.
*
Следующий день мало чем отличался от предыдущего. Наученный горьким опытом, первую половину дня Атлас провел на ногах и шел рядом с обозом, ведя лошадь в поводу. Так же поступили несколько других братьев и пара одичалых – видно, не одному ему вчерашний бросок до сих пор аукался в ноющих мышцах. Кегс и вовсе потерял всякий стыд, забрался на одну из повозок и уселся прямо на мешки с зерном. Он не проехали и четверти лиги, как братья согнали его оттуда насмешками.
Дуре, похоже, пришлось по душе гулять без его веса на спине: все утро она вела себя примерно, не брыкалась и не щипала его за плащ, выпрашивая подачку. Чтобы поощрить примерное поведение, Атлас разрезал на две половинки бурое сморщенное яблоко, оставшееся от завтрака, и скормил ей. Сожрав его в два счета, лошадь тут же принялась надсадно ржать и бодать его лбом в плечо, требуя еще.
Братья вокруг весь день травили байки и горланили песни, и это было весело: он любил, когда люди пели, даже если вовсе не умели этого делать. Только, несмотря на это, однообразный вид вокруг навевал уныние. Снова взобравшись в седло, он мерно покачивался в такт шагам лошади, бездумно осматривая серую землю вокруг и кромку опушки, над которой проходила дорога. В какой-то момент взгляд сам по себе принялся скользить по спинам едущих впереди, выискивая среди них Джона.
Тот ехал впереди колонны. По правую руку от него шел конек Андреса, и лорд-командующий о чем-то говорил с конюхом, чуть склонившись, чтобы их лица находились на одном уровне, и горбуну не приходилось выворачивать шею, глядя на него. Атлас знал, что может направить кобылу вперед, обогнать обозы и ехать рядом: Джон не держал от него секретов. Он обсуждал при нем любые темы, ни разу не отсылал его прочь во время военных советов, на которых присутствовали высшие офицеры Дозора, и ни про что не говорил, что это не его ума дело. Напротив: казалось, ему нравилось, когда после собраний Атлас задавал ему вопросы. Он всегда отвечал на них прямо, даже если час был поздним и лицо его было серым от усталости. И никогда не скрывал от него писем: наоборот, часто после ужина заставлял читать их вслух. Если Атлас спотыкался на длинных словах, заставлял читать дважды. Иногда Атласу казалось, что именно за этим Джон и взял его к себе: чтобы вбить в его ветреную голову хоть что-нибудь. А может, для того, чтобы рядом был кто-то, кому можно было верить.
Джон Сноу был не из тех людей, которым нужен стюард. Пусть он и вырос в большущем замке с кучей прислуги, на деле получалось, что Атлас видал шлюх избалованнее. Это стало понятно ему сразу. Джон знал обязанности стюарда лорда-командующего, потому что однажды сам был им... но, казалось, каждый раз был удивлен, когда кто-то исполнял их для него. Атлас до сих пор помнил, как на третий или четвертый день его назначения Сноу одевался в вареную кожу и тяжелую чешуйчатую кольчугу перед тем, как вместе с Кожаным начать ежедневную тренировку рекрутов. Обожженные пальцы правой руки не желали слушаться его тем утром, и Атлас приблизился, чтобы помочь ему застегнуть латную перчатку на левой руке. Джон тогда поднял на него удивленный взгляд человека, ни от кого не ждущего помощи, привыкшего со всем справляться самостоятельно. Атлас сдержано улыбнулся ему, мысленно веля сердцу успокоиться и обзывая себя последними словами.
Как мог он когда-то думать такие грязные вещи об этом мальчишке?
Он помнил, как радовался, когда Джона выбрали лордом-командующим. Это был радостный день для него и для многих других, кто видел в бастарде винтерфелльского лорда человека более достойного этой должности, чем в остальных претендентах вместе взятых. Как они праздновали тогда! До сих пор, вспоминая об этом, Атлас не мог сдержать улыбки. Все были вдрызг пьяными. Пип сорвал голос, без устали горланя частушки, которые, казалось, вынимал из воздуха. Джон фигурировал в них через слово, посрамленным соперникам тоже доставалось. Когда репертуар Пипа иссяк, Атлас сменил его: он пел срамные песни, которых знал множество, Дарион играл на старенькой лютне, и братья грохотали кружками по столу. После завязалась драка между двумя рекрутами из другой группы. Потом снова было много дрянного эля и кислющего вина. Как часто случается, причина веселья в какой-то момент забылась. Атлас видел, как Джон о чем-то тихо разговаривал с Сэмом Тарли у дверей. Наверное, он рад, подумалось тогда ему, хоть Джон вовсе и не выглядел радостным. Каким же дураком Атлас был тогда.
Каким же дураком он был и позже, когда Джон сказал ему, что хочет назначить его своим стюардом взамен Толлета. Не поставил в известность, а спросил его согласия, глядя прямо в глаза. Будто Атлас имел полное право отказаться или вообще что-то решать. Лишь позже до него дошло, что когда речь заходила о Джоне Сноу, так оно обычно и бывало.
Боги, как же он злился! Другие дозорные рассказывали, что когда самого Джона определили в стюарды к командующему Мормонту, тот тоже был зол. Он мечтал стать разведчиком, как его дядя, сражаться с одичалыми Манса-разбойника, погрузиться в тайны Зачарованного Леса, а его вместо этого посылали в прислужники к ворчливому старику! Злость Атласа была иного свойства. Он ничего не имел против того, чтобы служить стюардом – возиться с воронами, следить за очагом и бегать взад-вперед в обнимку с винным штофом было всяко предпочтительней, чем бродить за Стеной, да и его тяга к приключениям заканчивалась там, где начиналась настоящая опасность. Злился он на себя – за то, что обманулся, не разглядел в Джоне еще одного мужчину, взамен теплого местечка и вороха поблажек ждущего от него того же, чего ждали все прочие.
Было больно и обидно, хоть плачь. Он считал Джона другом, братом. Теперь этот друг своим словом одним махом перечеркивал долгие месяцы, на протяжении которых Атлас упорно доказывал всем и каждому (себе в том числе), что он – не просто смазливый мальчик для утех из староместских борделей, годный лишь на то, чтобы раздвигать ноги перед заплатившим. И, седьмое пекло, ведь у него получалось! Получалось, и хорошо! В этом суровом, холодном, скучном месте он сумел найти друзей, стать частью странной семьи, состоящей из одних только братьев. Необходимость держаться за припрятанный в кармане нож, вставая ночью по нужде, отмерла и забылась, словно страшный сон, как и сальные шуточки, и брезгливые взгляды.
Ему казалось, что Джон все испортил. Злость, разочарование и обида комком стояли у горла весь день и часть вечера, на протяжении которых он хвостом ходил за Эддом, пока тот нудно бубнил себе под нос, рассказывая, в чем именно заключается его работа. Только ночью, свернувшись улиткой под шкурами в комнатке по соседству с джоновой, он позволил себе допустить робкую мысль что, может быть, темные мотивы лорда Сноу он придумал себе сам. Мысль была очень похожа на правду и в мгновение ока обратила всю его злость в стыд за собственную глупость.
Но хуже всего было осознание, пришедшее позже, несколько дней спустя: из всех братьев Ночного Дозора так подумал о Джоне только он один.
Боги, как же ему хотелось разбить обо что-нибудь свою голову – глупую и больную, раз в ней рождались такие подозрения.
Наверное, тогда он и влюбился.
Лесной Дозор у пруда и Соболий Зал
Лесной Дозор у пруда и Соболий Зал
Чем ближе обоз приближался к Лесному Дозору у пруда, тем мягче становилась земля. Когда на горизонте появились приземистые строения, издали похожие на игрушечные кубики, ссыпанные в горку у подножия Стены, замерзшие ухабы окончательно сменились непролазной грязью. Воз, груженный самыми тяжелыми мешками, дважды увязал в этой коричневой мерзости, и им приходилось подкладывать под колеса доски и пришпоривать лошадей. Колеса высвобождались, но двигаться приходилось быстро - при малейшем промедлении они снова вставали намертво. Дура то и дело норовила уйти вправо, сойти с превратившейся в грязевое болото дороги и ломануться в колючие заросли, как будто хотела назло ему переломать себе ноги. Нахальной и капризной, ей не нравилось, как копыта вязли в слякоти и с каким чавканьем высвобождались. Атласу приходилось то и дело одергивать ее, и каждый рывок поводьев отрицательно сказывался на их и без того шатком взаимопонимании.
В Лесном Дозоре их встретил небольшой гарнизон – две дюжины братьев, разведчиков среди которых не было вовсе. Строений тут было меньше, чем в заброшенной крепости, где они ночевали вчера, зато почти все они были целыми.
- Мы разобрали то, что осталось от оружейной и одного из жилых домов, - рассказывал Джону за ужином старший стюард. Атлас помнил его: в Черном Замке он вел учет дежурств и помогал на кухне, а еще ведал запасами провизии и следил за тем, чтобы их не расходовали сверх меры. Его работа была легкой, зато его одолевала боль в костях, поэтому ему мало кто завидовал. – Места и без того вдоволь, а чтобы утеплить хлева и стойла, нужна древесина.
- Вы поступили правильно. – Перед Джоном стояло блюдо с бараниной, зажаренной с кореньями и диким луком, и еще одно со свежими овощами, однако он снова едва притронулся к еде. – Пройдет много времени, прежде чем в Дозоре кончатся пустые кровати, если такие времена и вовсе настанут. Дрова важнее домов, в которых некому жить.
Стюард согласно покивал, осторожно подцепил со своей тарелки ломоть мяса, уложил его на кусочек твердого черного хлеба и отправил в рот. Следом отправился пучок молодой черемши.
- Не все пошло на дрова, милорд. Разобрав кровати и мебель, мы получили много крепких досок, с помощью которых утеплили конюшни. Часть также пошла на строительство теплиц. Там большей частью используется новое дерево, но и старому находится применение. Всходы пока совсем скромные, но три новые теплицы почти готовы, и если боги будут милостивы, уже в следующем году...
Дальше пошла страшная тягомотина про возделывание земли, необходимые для этого инструменты и разные сорта семян. Джон слушал внимательно, иногда задавая вопросы, и остальные братья Лесного Замка постепенно втянулись в разговор. У Атласа за такими беседами от скуки ломило челюсть, поэтому, покончив с едой, он отправился в комнату, которую выделили Джону, чтобы растопить очаг и заняться, наконец, своими сапогами, измазанными в здешней грязи по самое голенище.
Следующий день они провели в замке. Разгрузив один из обозов и упрятав припасы в кладовую и ледовые камеры, братья разбрелись кто куда. Предоставленный самому себе, Атлас весь день прослонялся без дела. Битый час делал вид, будто помогает Эмрику в хлеву, а на деле лишь болтал языком, пока тот менял солому в стойлах, где обитали три тощие коровы. Одна из них – такая же костлявая, как и прочие, зато с животом раздутым, словно шар – во второй половине дня начала телиться. Боги, она ходила тяжелой столько времени, а разрешиться решила именно тогда, когда он оказался поблизости – будто поджидала его.
Теленок выжил. Едва выбравшись из материнского чрева, он уже делал попытки встать на тоненькие, подламывающиеся ножки. Корова неистово вылизывала его, заваливая обратно на солому. Все братья сгрудились вокруг, чтобы поглазеть, и Атлас, забытый, смотался из хлева, надеясь, что ужасная картина отела когда-нибудь сотрется из его памяти.
Вечером лорд-командующий, весь день проведший за осмотром замка и беседами с управляющими, выразил желание поужинать в своей комнате в одиночестве. Когда Атлас принес в его комнату поднос с едой, с трудом удерживая на глупой деревяшке кувшин с пивом, Джон сидел за столом и горбился над пыльной книгой. Атлас как раз подумывал, что бы сделать или сказать, чтобы задержаться, как вдруг Джон заговорил сам, избавляя его от этой необходимости:
- Ты знаешь, зачем мы едем в Восточный Дозор?
- Полагаю, для того, чтобы посмотреть, как идут дела в твердынях. Милорд.
«А еще чтобы приглядеть за тем, кто уже однажды предал», ехидно засвербело на кончике языка. Он часто ловил себя на желании ляпнуть что-нибудь подобное, как будто часть его только и ждала, как бы испробовать на прочность границы, разделявшие его и Джона с тех пор, как тот стал командующим.
- Если бы это было единственной причиной, я бы проделал путь, горланя «Шесть юных дев в пруду искристом» и размахивая бутылью вина, - пробурчал Джон, и Атлас закусил губу, чтобы не заржать. Это ни капли не помогло. – За несколько дней до отъезда я получил ворона от Грейджоя.
Теон Грейджой, который нынче твердой рукой хозяйничал в Восточном Дозоре вместо Коттера Пайка, так и не вернувшегося из Сурового Дома, был еще одним назначением Джона, которое заставило старожилов Дозора чесать бороды. Его прислал на Стену Станнис Баратеон вместе с уцелевшими во время битвы за Винтерфелл людьми Болтона, которые предпочли черные одежды мечу. И вместе с письмом, в котором говорилось, что отныне эти люди принадлежат Дозору, и лорд-командующий волен делать с ними то, что считает нужным. «Убей его сам» - так Атлас понимал эти слова. Джон, видно, понимал их иначе, потому что назначил Перевертыша кастеляном одного из самых людных замков ордена. Перед тем, как Грейджой уехал, лорд-командующий держался с ним так, будто испытывал к нему какой-то больной, вымученный вид благодарности, и в то же время смотреть на него не мог. Во всем Дозоре он единственный продолжал называть Теона его фамильным именем, хоть и произносил его так, будто сплевывал.
Приблизившись к столу, Атлас уперся кончиками пальцев в столешницу – чисто выскобленную, но все равно рябую из-за пятен впитавшегося воска и масла.
- Что же было в письме?
- Всего несколько слов.
Перевернув несколько страниц в своей книге, Джон вынул узкую ленту пергамента, служившую закладкой, и передал ему. Надломленная черная печать свисала с одного ее конца.
- «Приезжай», - после минутной заминки прочел Атлас, осторожно проговаривая слова. – «С морем творится чертовщина». Что это значит? Милорд.
- Если б я знал. Я тоже задал этот вопрос, а ответ мне прислал Кехель, бывший коновал, который занимает там место мейстера. Но и его слова не внесли ясности. То, что он написал... не имеет никакого смысла. – Джон замолк и бездумно уставился на страницы старой книги, будто ожидал, что один из чернильных рисунков вдруг оживет и исполнит перед ним пантомиму, дающую ответы на мучающие его вопросы. – Море не может замерзнуть.
Его голос прозвучал растеряно, и слышать это было так странно, что Атлас замер в нерешительности. Нужно было сказать что-нибудь дельное и быстро, однако, в голове было пусто, словно в опрокинутом котле. До того, как оказаться в этом забытом Семерыми месте, он видел лед лишь на повозках торгашей да в бокалах с напитками, и никогда не задумывался о том, могут ли замерзнуть волны. В краю, где сами напитки превращались в лед, стоит не вовремя моргнуть, можно было ожидать чего угодно.
Пока он глупо молчал, Джон стряхнул с себя задумчивость.
- Ладно, нечего говорить о том, чего еще не видели. Скорее всего окажется, что Грейджой перебрал, вот ему и мерещится всякое.
- Тогда ему точно нужно будет отрубить голову, - брякнул Атлас и с трудом удержался от того, чтобы в ужасе зажать себе рот рукой.
Джон вскинул на него изумленный взгляд. А потом вдруг опустил голову, и плечи его затряслись.
- Боги, проваливай отсюда, - сказал он, смеясь. – Хотя нет, стой. Ты когда-нибудь пробовал это?
Пододвинув к себе глиняную миску, Джон достал один из странных плодов, что лежали там рядом с хлебом и сыром. Размером с грецкий орех, тусклого коричневого цвета, он выглядел совсем невзрачно и напоминал старую картофелину.
- Это северная ягода, которая растет не на кусте, а прямо на земле, словно трава. В детстве я и мои сводные братья и сестры объедались ею. Если съесть много, зубы и рот станут красного цвета, как от кислолиста, и можно напугать кого-нибудь, притворившись раненым. Она называется ситирицей. В Винтерфелле все звали ее красной грушей, а мастер над оружием - козлиным дерьмом.
- Да ты глухого уболтаешь.
Повертев странную ягоду в пальцах, Атлас осторожно куснул коричневый бок. Тонкая кожица надорвалась, сладкий с кислинкой сок брызнул в рот, запачкал губы.
- Сладко, - проговорил он удивленно.
Там, в другой жизни, он любил сладости. Фрукты, засушенные в сахаре до упругой твердости, медовые пряники, светлый шоколад с орехами, прозрачная карамель, о которую недолго сломать зубы. В первое время на Стене он скучал по всему этому. Потом на то, чтоб скучать, времени не осталось.
Джон наблюдал за ним, пока он осторожно, чтобы не перепачкаться, ел странную штуковину.
- Когда-нибудь, - сказал он глухо, снова опуская взгляд на книгу, - все изменится. Мы будем есть досыта каждый день.
Атлас прицелился и через всю комнату швырнул косточку в очаг.
- Я не сомневаюсь в этом, милорд.
«Если мы доживем до весны, я во что угодно поверю».
*
На следующий день обоз, уменьшившийся на одну повозку и семь человек, снова двинулся в путь. Дорога от Лесного Дозора до Собольего Зала занимала меньше времени – два этих замка располагались ближе друг к другу, чем какие-либо другие в Дозоре. Лошади, уставшие от вязкой грязи, с удовольствием шагали по твердой земле, и к месту они прибыли уже во второй половине дня.
Едва спешившись, Атлас понял, что пусть твердыни и стоят рядом, похожи они не больше, чем член на палец.
Двор пребывал в запустении. Просевшие крыши, сползшие на бок ставни, обломки старой телеги у сарая – казалось, в этом месте не осталось ничего целого и добротного. Даже снег никто не убирал – в нем, покрытом плотным слоем наста, просто протоптали тропинки: из жилого дома к трапезной, над крышей которой вился дымок, к отхожему месту и поленнице. К подъемнику и клети тропинки не вела, ровно как и к оружейной.
Хозяйничал в Собольем Зале Гаррет. Взрослый мужчина, давно уже не юнец, он тем не менее казался растерянным и испуганным, словно мальчишка, когда обоз расположился во дворе. Прежде Атлас не задумывался о том, предупреждал ли Джон кастелянов замков о своем визите. Теперь незаданный вопрос отпал сам собой.
Гаррет сбежал с крыльца во двор, держась за перила, чтобы не поскользнуться на обледенелых ступеньках, и направился к Джону, который все еще возвышался в седле.
- Лорд-командующий...
Джон не удостоил его ни взглядом, ни даже поворотом головы.
- Тай, - крикнул он, без труда перекрывая лошадиное ржание, скрип телег и гомон голосов. – Возьми трех людей – нужно вычистить этот двор, пока кто-нибудь не сломал себе ногу, пробираясь сквозь сугробы. Андрес – наведайся на кухню, если только в этой дыре есть такая, и узнай, получим ли мы сегодня ужин. Керби! – Удивленный Поганка вскинул голову. Ни Джон, ни кто-либо другой из братьев никогда раньше не обращался к нему с поручениями, если существовал хоть какой-нибудь выбор. – Ты возьмешь двух человек и позаботишься о повозках. Упрячь их под какую-нибудь крышу и укрой как следует, чтобы до мешков не добрались крысы. Закай и Атлас...
- Милорд, - снова обратился к нему Гаррет Зеленое Копье. Стоя по колено в снегу с безвольно опущенными руками, бывший разведчик выглядел так, будто вот-вот расплачется.
Джон продолжал раздавать приказы, не обращая на него ни капли внимания. Только его голос, ставший еще холоднее, чем прежде, свидетельствовал о том, что он слышал своего ставленника. Сдерживаемую ярость лорда-командующего не почувствовал бы лишь полный дурак.
Передав Дуру враз заважничавшему Поганке, Атлас отправился выполнять приказ Джона – отыскать гарнизон замка и выволочь наружу, если понадобится – то и за шиворот. Задача оказалась непростой: жилые кельи в бараке раз за раз оказывались пустыми.
- Передохли он-н-ни все, что ли? – Закай распахнул очередную дверь и вдруг отпрянул, едва не сбив его с ног. – Ох...
Из дверного проема дохнуло скверным воздухом. Атлас натянул на ладонь рукав и прикрыл рот и нос, но от смрада все равно слезились глаза. Пахло немытым телом, нечистотами, но хуже и страшнее всего пахло болезнью. Унюхав дерьмо, сам им не станешь, чего нельзя сказать о телесной заразе.
Человек, лежавший на грязной койке у стены, выглядел так же плохо, как и пах. Подушка, на которой покоилась плешивая голова, была сплошь выпачкана кровью – старой и новой. Кровь была и на его губах, и на подбородке, и даже на впалой груди, видневшейся в вороте черной рубахи. Худое тело сотрясала крупная дрожь. Атлас не сразу понял, что это кашель, который рвется наружу из грудины человека, у которого кашлять давно не осталось сил.
- Ч-ч-чахотка, - с усилием выплюнул Закай, отступая на шаг. – Помирает он.
Атлас последовал его примеру. Из комнаты веяло смертью, и входить он туда не собирался ни за какие коврижки.
- Нужно рассказать Джону.
- Прежде проверим, есть ли здесь еще кто-нибудь.
Шагая быстро, они двинулись дальше по коридорам, распахивая дверь за дверью. Крысы прыскали из-под ног и прятались по углам, а Закай, шедший впереди, держал ладонь на рукояти пристегнутого к поясу кинжала. Пусто, пусто... снова пусто. Наконец из-за очередной двери пахнуло не могильной сыростью заброшенного дома, а теплом поддерживаемого огня. Атлас шагнул внутрь вслед за Закаем. Всего четыре человека – один черный брат и трое одичалых. Двое из них спали, под грудами шкур и тряпья похожие на два кургана из лохмотьев. Первый курган надсадно покашливал во сне.
Шесть человек вместо трех дюжин.
*
За обедом все сидели вместе, сдвинув столы и лавки поближе к пылающему очагу. Джон ел с братьями - видно, ему тоже казалось глупым взбираться на помост и куковать там в одиночестве. Кухня в Собольем Замке была, только хозяйничать в ней было некому. Отыскав среди уцелевших запасов съестное, Андрес с помощниками, особенно не мудрствуя, нажарили целую гору яичницы с ветчиной, которую полагалось есть с твердым черным хлебом, натертым чесноком. Поганка нашел в своем целое гнездо мелких черных жучков и разнылся. Толстяк Дугрей отобрал у него краюху, вытряхнул живность и сжевал как ни в чем не бывало.
Гам за столом стоял такой, что куда там базарным лавочникам.
- Чахоткой нельзя заразиться, дурья твоя башка, - втолковывал Андрес одному из одичалых, рослому детине с шапкой соломенных кудрей, свалявшихся колтуном на затылке. – Это болезнь легких, которая бывает от холода.
- Не хватало, чтобы южанин рассказывал мне, что можно, а что нельзя!
- У нас на юге тоже ею болеют, ровно как и к северу от Стены. Там, где я вырос, бабы обертывали горячие кирпичи тканью и клали больным на грудь или спину, чтобы те прогревали легкие.
- Дело не в том, лечится этот недуг или нет, - встрял обычно молчаливый Тай. Голос у него был низкий и гулкий, словно у шмеля. Длинную черную косу он перебросил за спину, чтобы не мешала есть. – Не в этом суть. Как бы ни было дело - негоже бросать больного человека одного в такой час. Гнить изнутри, валяясь в собственном дерьме – скверная кончина. Только когда рядом с тобой люди, которые смотрят на это, а потом отводят глаза и уходят – это еще хуже. Так я думаю.
Поганка, сидевший на лавке рядом с Атласом, задрав коленки к подбородку, поежился.
- А я думаю, что негоже сбегать, когда что-то пришлось тебе поперек нрава. Люди, которые ушли отсюда, не были чернецами и не приносили наших клятв, так что никто не станет рубить им головы за дезертирство. Только все равно... – Заметив, что соседи по столу смотрят на него и вроде как даже слушают, малец разом покраснел и набычился. – Негоже.
Одичалый со светлыми кудрями крепко сжал ложку в кулаке. На челюсти у него вспухли бугры, как будто рот его был полон копошащихся слов, которые так и просятся наружу.
Атлас понимал, что не будь Джона здесь, разговор, верно, тек бы и дальше. Люди не сдерживали бы себя, не следили бы за языком, а где не следят за языком, очень скоро не смогут уследить и за кулаками.
Когда обед закончился, Джон поднялся со своего места.
- Керби сказал верно, - произнес он, упираясь кулаками в столешницу. – Те, кто ушли – ушли. Судьба рассудит их по справедливости, но не я. Ночной Дозор пропустил вольных людей за Стену и позволил им жить в наших замках в обмен на помощь в бою с теми, кто все ближе. – Джон обвел присутствующих тяжелым взглядом. – По мне, так проваливайте все. Когда пустая Стена рухнет, они найдут вас и в Просторе, и в Дорне – а может, и за Узким морем тоже. Найдут и убьют. Только все мы знаем, что одной смертью от них не отделаешься.
В чертоге воцарилась тишина. Атлас почувствовал, как Поганка прижался щекой к его плечу.
- Те, кто остались, выполнили свой долг и свое обещание. Вина ваша в том, что вы молчали. Каждый из вас мог послать весточку в Черный Замок. Каждый из вас мог оседлать лошадь и доехать до ближайшей твердыни, чтобы позвать на помощь и рассказать о том, что происходит. Каждый из вас мог спасти человека, умершего сегодня, когда для него еще оставалась надежда. Его смерть – на вашей совести.
Гаррет Зеленое Копье вскочил на ноги, опрокинув кружку с нетронутым элем. Глаза у него блестели.
- Я никогда не просил этого!
Джон хватил кулаком по столу:
- Если бы каждый из нас получал то, что просил, этот зал был бы пуст! – Крепко сжав зубы, он помолчал, а потом продолжил более спокойным голосом: - Со мной к востоку едут сорок человек. Две дюжины заселят Факел, где к ним присоединятся столько же человек из Восточного Дозора. Остальные останутся здесь под командованьем Тая и брата Закая, которого я назначаю его помощником. Если у кого-то есть предпочтения – обдумайте их хорошенько и скажите мне завтра. Хотя я слыхал, что Стена везде одинаковой высоты, да и черные плащи от замка к замку не меняются.
Джон выпрямился и перешагнул через лавку, словно собирался уйти... потом поморщился и обронил:
- Ваш командир, Гаррет Зеленое Копье, не смог справиться со своей задачей и подвел людей, вверенных его заботам. Это случается. Но он проявил и трусость, когда смолчал о том, что происходит в замке. Завтра утром он оседлает коня и вернется в Черный Замок, где будет ждать решения суда офицеров в отношении своей участи.
Кивнув Таю и Закаю следовать за ним, Джон вышел, и замерший чертог тут же взорвался гомоном взволнованных голосов. Гаррет сидел и смотрел прямо перед собой. Костяшки его сжатых кулаков побелели.
Атлас представил себя на его месте. Он не знал, что заставило бывшего разведчика замалчивать уход одичалых, как и не знал, что тот собирался делать дальше. Может, плюнуть на все и тоже сбежать? Джон Сноу не казался ему человеком, который пробуждает страх. Однако он знал, что смотрит на него влюбленными глазами, веры которым нет.
Вспомнилась отрубленная голова Яноса Слинта: как она катилась, оставляя за собой кровавые следы, которые тут же впитывались в землю. Как тело, с ней расставшееся, обмякло и сползло с колоды. Позорная смерть – только каков другой выбор? Его звали Зеленым Копьем из-за медных вставок на оружии, с которым он прибыл в Дозор: давным-давно не чищенные, цветом они походили на болотную тину. Как назовут теперь? Может, смерть лучше, чем клеймо позора, которое придется носить до конца своих дней.
Утром выяснилось, что Гаррет придерживался того же мнения. За ночь двор припорошил свежий снежок. Выпало его немного, однако достаточно для того, чтобы разглядеть, где пролегла одинокая цепочка следов. Вела она к Стене. Поганка, как самый шустрый, влез наверх по вбитой в лед лестнице, чтобы проверить, куда следы идут дальше.
Оказалось, что совсем недалеко – всего лишь к противоположному краю.
*
Восточный ветер, воющий вдоль Стены, все крепчал, пока не стал похожим на дыхание ледяного чудища. Жар из драконьей глотки заставляет плоть стекать с костей, подобно жидкому воску – кто знает, может, от холода она станет хрустко отламываться, словно древесная кора? Даже вздохнуть было больно. Всадники как можно плотнее укутали лица, оставляя на виду лишь слезящиеся глаза. Коней укрыли длинными шерстяными попонами. Впрочем, можно было не стараться: меньше, чем через час после того, как пришел ветер, небо потемнело, и начался снегопад.
Такой метели ему еще не приходилось видеть. Снег, казалось, лился с небес одной сплошной рекой. Гонимый ветром, он залеплял глаза и морды лошадей, превращал мир вокруг в сплошное бело-серое кружево. Дорогу замело в два счета, и о том, чтобы двигаться дальше, не стало и речи. Бросив повозки там, где они встали, люди сошли с дороги и укрылись в лесу.
Под защитой деревьев ветер не так лютовал, однако холод все равно был таким, что смерзались ресницы, а пальцы в толстых шерстяных рукавицах отказывались гнуться. Он немного согрелся, пока вместе с другими братьями рыл яму для костра – дробить тупой лопатой мерзлую землю кого угодно вгонит в пот – но стоило перестать двигаться хоть на минуту, мороз снова набрасывался, словно дикое животное. Атласу казалось, что он чувствует, как покрываются инеем его брови и выбившиеся из-под шапки волосы. Тряпка, которой он обмотал рот, нос и подбородок и вовсе превратилась в кусок льда.
Джон, Кегс, толстощекий Дугрей и Хакс, детина из одичалых, вооружились топорами и очистили от половины веток стволы нескольких молодых пихт, что росли в тени огромных сосен и вековых страж-деревьев. Поганка, как самый проворный и легкий, влез наверх и накрепко связал кроны – так, чтобы гибкие стволы образовали основу для шатра. Стены смастерили из срубленных хвойных лап, сверху забросали землей и охапками старой хвои и укрыли плащами.
- Бури, которые приходят с востока, нынче злее северных, - сказал Андрес, когда все укрылись в шатре. Места для двух дюжин мужчин здесь было маловато, зато по сравнению с тем, что творилось снаружи, было почти тепло. Двое людей развели костер в самом центре, и нагретая хвоя пахла одуряюще.
- Не могла эта пакость начаться завтра, когда мы достигли бы Инистых Врат. Или, того лучше, Бочонка. Там бы я согрелся! – Поганка похабно подвигал бедрами, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, какой именно способ обогрева он имеет в виду.
Кегс двинул ему по уху.
- Да уж, бегая от Черной Марис, ты бы согрелся, это точно. Я слышал, однажды какой-то мужик задумал снасильничать над ней, а она оторвала ему причиндалы голыми руками, даже ножом не подрезала. Тебе, конечно, ее боятся нечего – такую свистульку и двумя пальцами не отщипнешь, больно маленькая. Может, и правда оставить тебя там – шуму меньше, да и бабам пригодится обезьянка.
Поганка насупился, как бывало всегда, когда окружающие не желали смеяться его шутке. В этот раз дело было не в нем – под плач вьюги снаружи ни у кого не было настроения веселиться.
- Плохо дело, если даже к югу от Стены творятся такие дела, а ведь зима едва началась, - гнул свое Андрес.
- Буря, едва не погубившая войско Станниса, была страшнее этой и длилась долго. А ведь Винтерфелл за много миль отсюда.
- Откуда тебе знать, что и эта не затянется на месяц?
Кегс снова отвесил встрявшему мальчишке подзатыльник:
- Поговори тут, сопляк!
- А ты не лупи меня! Пусть Зеленое Копье подкрадется к тебе ночью, когда ты отойдешь посикать, и задерет! Верно, он сейчас бродит там снаружи, ищет своих сбежавших...
На этот раз подзатыльник ему достался от Джона.
- Язык надоел?
Тело Гаррета сожгли, как и полагается, а от севера их отделяет Стена, только забыть об этом в такую ночь легче легкого. Бурю не остановить глыбам льда – что, если и Ходоков тоже? Она сделана изо льда и холода, а значит, сестра им. Ее построили восемь тысяч лет назад, чтобы она щитом защищала царство людей от тех, что приходят с севера, вот только проверить, хорошо ли послужит щит в час беды, никому до сих пор не приходилось.
На этот раз стражу выставлять не стали. Кегс, который мучился бессонницей, вызвался присмотреть за лошадьми, хоть вряд ли существовал волк, сунувший бы нос из логова в такую погоду. Спать легли рано, в надежде, что к восходу солнца небо прояснится, и можно будет снова отправляться в путь.
Атлас по привычке устроился спать рядом с Джоном. С другой стороны гнусаво храпел Дугрей, ветер снаружи выл, как живой, и уснуть никак не удавалось. Повернувшись к костру спиной, он оказался лицом к лицу с Джоном. Желтые отблески огня освещали его лоб и щеки, но длинное лицо все равно казалось бледным. Под глазами залегли густые тени, а на лбу блестели капельки пота. Его дыхание было тихим, но, прислушавшись как следует, Атлас различил хрип, с которым зарождался в груди каждый вдох.
- Джон, - позвал он шепотом, но темные ресницы не дрогнули.
Выпростав руку из-под плаща, Атлас осторожно прикоснулся тыльной стороной ладони к его лбу. Кожу обжег влажный жар. Он прижал закоченевшие пальцы к чужой щеке, в надежде, что те немного охладят пылающую кожу.
Он почувствовал, как в животе холодным слизнем заворочался испуг, который молчал раньше, когда налетела буря.
«Он выспится, а утром ему станет лучше» - решил Атлас, убирая ладонь - «Так и будет»
*
Утром Джону стало хуже во много раз.
Атлас понял это, когда проснулся и обнаружил, что тот все еще спит. Ветер снаружи как будто бы стих, костер прогорел, светало, и братья вокруг просыпались, разминали затекшие после ночевки на голой земле конечности, позевывали и почесывались. Дрых лишь Поганка, который мог спать в любом месте и при любых обстоятельствах, да и того кто-то уже примеривался разбудить пригоршней снега за шиворот.
На памяти Атласа это был первый случай, когда он проснулся раньше Джона. Обычно к тому времени, как он вылезал из постели, наскоро умывался во дворе чистым снегом и спешил сначала на кухню, за завтраком, а потом в покои лорда-командующего, тот давно уже бодрствовал. Усевшись рядом на корточки, Атлас осторожно потянул его за плечо.
- Милорд, - позвал он. – Буря улеглась, и солнце уже встало.
Джон открыл глаза – медленно, словно веки его слипались. Выглядел он еще более больным, чем накануне, словно сон не принес ему облегчения, а, наоборот, высосал все оставшиеся силы. Коротко кивнув, он тяжело поднялся с земли, отряхнул одежду. Если бы Атлас не наблюдал за ним так внимательно, то, наверное, не заметил бы, как он покачнулся и шире расставил ноги, чтобы удержать равновесие, и на мгновение прикрыл глаза. Но он наблюдал, и пристально. Внутри снова потянуло тошнотворным страхом. Вспомнились синюшные щеки и ввалившиеся глаза дозорного, которого в Собольем Замке задушили испачканной его же кровью подушкой, торопясь избавить от страданий. Он даже не дергался почти – так, трепыхнулся пару раз, словно вялая рыбешка.
Наскоро перекусив и покормив лошадей, они снова вернулись на дорогу. Воздух был свежим, сладким и вкусным, чистое небо обещало солнечный день. Повозки пришлось откапывать из-под снега, а дорогу расчищать, однако уже через несколько миль сугробы начали мельчать, пока и вовсе не сменились едва припорошенной снежком равниной, по которой лошади шли уверено и без опаски. К тому времени как обоз добрался до Инистых Врат, сквозь снег то там, то тут стала проглядывать голая земля. Поганка осенял себя знаком Семерых и уверял всех, кто соглашался его слушать, что поверни они назад, дела обстояли бы точно так же. Ночная непогода, по его мнению, предназначалась исключительно для них.
Джон ехал молча, склонив голову и низко опустив капюшон. Раз или два братья обращались к нему, но он отвечал глухо и односложно, и от него быстро отстали. Дура, натерпевшись за ночь страху, радовалась хорошей погоде и все норовила удрать вперед, далеко обгоняя шеренгу. Чтобы ехать вровень с конем лорда-командующего, приходилось то и дело ее одергивать. Хотелось схватить Зверюгу под узды, заставить остановиться. Хотелось заглянуть под капюшон черного плаща, проверить, так ли бледно лицо под ним, как было ночью. Хотелось прижать ладонь ко лбу, щеке или шее, проверяя жар, словно приставучая мамаша или заботливая женушка. Атлас кусал себя за губу, покрытую струпьями от холода, и уговаривал себя перестать дурить.
До пустующих Инистых Врат они добрались к обеду.
- Пообедаем здесь, а потом двинемся дальше, - сказал Андрес, спешиваясь. – Если поднажать и ехать всю ночь, к утру доберемся до Бочонка. Верно я говорю?
Джон, который все еще сидел в седле и вылезать из него не торопился, не ответил. Подбородок его упирался в грудь, руки в перчатках из меха и кожи сжимали поводья.
- Милорд? – приблизившись к Зверюге, горбун тронул Джона за колено. Тот наклонился, как будто хотел рассмотреть его получше из-под своего капюшона или поведать ему какой-то непредназначенный для чужих ушей секрет...
А потом вдруг упал с лошади.
*
- Глупости. Я отдохну во время привала и поеду дальше – как и все.
- Оно, кончено, можно, - кивнул Андрес. – Если милорд снова хочет упасть без памяти лицом в снег. Самый верный способ.
Джон свел брови. На таком бледном лице это не выглядело сурово – только по-детски упрямо.
После того как Кегс и Атлас усадили его у огня, натерли его лицо снегом и дали выпить горячего вина, Джону Сноу стало лучше, но он все равно выглядел слабым и больным. Атлас тоже считал, что снова садиться на коня ему нельзя, однако знал, что уговаривать этого упрямца позаботиться о себе бесполезно. За те месяцы, что он служил стюардом лорда-командующего, он усвоил много вещей, и первая – Джона Сноу не переспорил бы даже жрец.
Он присел на корточки, заглянул Джону в лицо. На висках снова выступила испарина, глаза нездорово блестели.
- Нужно ли, - спросил он, повинуясь внезапному наитию, - чтобы люди видели своего лорда таким?
Мало кто знал, что именно произошло после того, как руки предателей вонзили кинжалы в спину лорда-командующего. Как Тормунд разбил голову Боуэна Мурша – легко, словно та была перезрелой тыквой, полной мясистой мякоти – никто не пропустил. Так же как и ревущего во всю силу могучих легких, громящего все на своем пути великана. Люди королевы, разъяренные и испуганные смертью своего рыцаря, лишь добавили смуты, как и их обнаженные мечи. Кто-то уронил промасленный факел на ступеньки Королевской Башни – занялись перила. Среди всего этого хаоса все как будто забыли о Джоне. Кто-то переступил через него, кто-то наступил на его пальцы, скребущие по красному снегу. И это было даже страшнее, чем само предательство.
Позже, недели спустя, кто-то клялся, что он умер – упал в снег мертвым, что твое полено, а магия Красной Ведьмы воскресила его. Другие говорили, что Джон выкарабкался сам – раны оказались хоть и страшными, но не смертельными, а лорд-командующий – на удивление крепким малым, как и пристало северянину. Атлас знал, что ошибались и те, и другие – но зато и те, и другие смотрели на Джона с благоговением и страхом, когда он снова встал на ноги. Надо ли, чтобы люди видели, что герой, каким они мнили своего лидера теперь, вовсе не так безукоризнен, как им кажется? Человека-то они однажды уже закололи.
То ли Джон подумал о том же, то ли нашел в его словах какой-то свой смысл. Так или иначе, скривив губы, он кивнул.
- Черт с вами. Обоз отправится дальше к Факелу - нет нужды задерживаться всем. Со мной останется Атлас – видят боги, я знаю, что прогнать тебя не получится. Андрес, ты поведешь людей... а я нагоню вас сразу, как только почувствую себя лучше.
Горбун улыбнулся и сжал крепкой смуглой рукой его плечо.
- Мы, верно, и до замка добраться не успеем, как ты обгонишь нас, мальчик.
- Так и будет.
Инистые врата
Инистые Врата
Обоз отчалил, когда солнце еще стояло в зените. Стена под его лучами искрилась синим и голубым, воздух был прозрачен. Если бы Атлас смотрел в спины уходящим всадникам, то мог бы видеть их еще долго. Но на то, чтобы пялиться, у него не было ни времени, ни желания. Ему предстояло много работы.
Первым делом следовало устроить для Джона удобное спальное место. Атлас не знал, были ли Инистые Врата когда-нибудь как следует заселены, но если и так, следов пребывания людей в замке осталось немного. Каменные строения смотрели черными провалами окон сурово и неприступно - словно он не был законным хозяином этих мест, а нарушал их покой.
Комната в жилом доме, которую он выбрал, отличалась от общих спален Черного Замка. Она была меньше – здесь могли бы с удобством разместиться пятеро мужчин, но уж никак не вдвое больше. Ставни, забиравшие окна, запирались изнутри на крепкие дубовые засовы и были усилены железными прутьями. Зачем? Очаг был округлым и здоровенным. Чтобы протопить такой, дров понадобится уйма, но и тепла он даст много. Решетка на очаге отсутствовала – было лишь невысокое ограждение, сложенное из красных кирпичей. «Чтобы несложно было зажечь факел», подумал Атлас. «Или чтобы можно было выхватить из огня головешку в случае чего». Эта мысль ему не понравилась, и он постарался поскорее забыть о ней.
Натаскав дров, он развел огонь в исполинском очаге и устроил для Джона лежанку поблизости. Тот, впрочем, и не думал мерзнуть: лоб его снова горел, на щеках расцвели два красных пятна, а глазные яблоки беспрестанно двигались под сомкнутыми веками. Плохо, плохо. Отломив прозрачные кончики у хрустальных сосулек, свисающих с карниза, Атлас осторожно нажал на чужой подбородок и вложил один между обветренных губ. Он истаял пугающе быстро. Кадык с натугой прошелся вверх-вниз по горлу.
«Он не кашляет, хвала богам». С самого раннего детства Атлас боялся хворей. От легкой летней простуды, из-за которой вечно подтекает из носа, до скверной болезни, которую можно получить, ублажая другого человека – все они пугали его. Было мерзко представлять, что зараза, медленно сжигающая людей изнутри или заставляющая их гнить между ног, однажды может добраться и до него. Но не менее страшно было и то, как больной человек менялся. Зараженный будто превращался в свою болезнь. Она косматым демоном сидела у него на груди, и за ее клыкастой рожей больше нельзя было рассмотреть его лица и чистых глаз.
Малодушная мысль о том, что лучше бы с Джоном остался кто-то другой, вспухла в сознании, словно нарыв, и так же быстро лопнула. Стоило лишь представить, как он ехал бы сейчас по направлению к Шлюховнику вместе с другими братьями, мирно покачиваясь в седле, с каждым шагом лошади увеличивая расстояние между собой и Джоном – и в груди тут же неприятно потянуло. Нет уж.
Когда нехитрая похлебка из моркови, лука и пары кусков оленины была готова, Атлас растворил немного сероватого порошка в воде и потряс Джона за плечо, заставляя проснуться.
Воспаленные глаза приоткрылись и тут же сомкнулись снова, как бывает, когда человеку больно смотреть на яркий свет.
- Не могу смотреть, - проговорил Джон еле слышно.
Атлас подставил плечо и помог ему приподняться. Осторожно придержал готовую вот-вот завалиться голову.
- И не нужно. Просто выпей это. Это лекарство, от которого ты почувствуешь себя лучше.
По крайней мере, он надеялся на это. Среди прочего обоз вез с собой и лекарства, которые предназначались для гарнизонов Факела и Восточного Дозора, но не мудрецов, умеющих как следует разбираться в них. В Староместе, когда у него болела голова или ломило тело, он пил подслащенный сахаром сок лимонов и жевал королевскую медь, росшую в горшках у Онгель вперемешку с мятой, кислицей и прочей дребеденью. Так делали все, и он тоже. Жесткая рыжеватая травка то ли и в самом деле помогала от мелких хворей, то ли просто заглушала своим мерзким привкусом все на свете. Порошок, который они с Андресом отыскали среди прочих бутыльков, коробочек и свертков, состоял из нее, бузинового цвета и пижмы и якобы прогонял жар. Неплохо бы этому и в самом деле оказаться правдой.
Он наполовину ожидал, что Джон упрется или начнет допытываться, что именно растворено в воде – видят боги, порою более дотошного и упрямого человека трудно было отыскать. Однако лорд-командующий, похоже, и в самом деле чувствовал себя совсем плохо: он только послушно разомкнул губы, позволяя стюарду напоить себя. Воодушевленный успехом, Атлас наклонил глиняную кружку слишком круто, и немного питья пролилось на одежду. Джон вскинул руку, чтобы оттереть подбородок, и Атлас едва удержался от возгласа. Его ногти побелели, а пальцы до первой фаланги отливали странной, неживой серостью, как бывает, когда сильно обморозишься.
Есть Джон отказался наотрез, а когда Атлас попытался уговорить его выпить хотя бы немного мясного бульона, и вовсе уснул, откинув голову ему на плечо. Как будто специально, чтобы избежать дальнейших препирательств. Свернув из своего плаща жесткое подобие подушки, он подсунул его Сноу под голову и устроился поближе к очагу – чистить сапоги, которые с самого отъезда из Черного Замка пребывали в ужасном состоянии.
Сказать по чести, он мог бы найти себе занятие понасущнее. Натаскать побольше дров, пока снаружи светло. Проверить лошадей, осмотреть окрестности. Но монотонная работа, при которой заняты руки, но не голова, всегда успокаивала его и приводила мысли в порядок. Засохшая грязь, соскабливаемая с голенища – как тяжелые мысли, осыпающиеся трухой.
Раньше, когда он жил в Староместе, а такие грубые и страхолюдные сапоги могли лишь присниться ему в худшем из кошмаров, он тоже любил чинить что-нибудь. Люди, с которыми он жил в веселом доме, занимали себя по разному. Большинство шлюх обожало шастать по рынку, где можно было самыми разными способами разжиться новыми безделушками и клиентами, а еще собирать сплетни, как собака собирает репьи на шкуру. Два Зуба мог полдня с суровым видом точить кинжал, а потом столько же выстругивать им единорога из куска дерева. Онгель разводила цветы, а Реус обожал прихорашиваться и разглядывал себя в любой отражающей поверхности, даже в кружке воды. Атлас возился с тряпками. Шить – вот что было лучше всего. Мелкие стежки ложились один к одному, как зернышки в пшеничном колосе, прореха на наряде становилась все меньше, а потом исчезала совсем. «Хорошо бы дыры в твоей глупой голове тоже можно было зашить», смеялась Онгель, когда заставала его за этим занятием. «Глядишь, тогда остаток мозгов и не вылился бы». И вправду хорошо бы.
Видят боги, здесь, в занесенном снегом пустынном замке на краю света, рядом с человеком, ради которого он был готов на все – узнать бы только, в чем это «все» заключалось - ему не помешало бы немного мудрости.
+ комм
-
-
03.10.2016 в 18:41лошадь... счиьаю, ее надо вписать в саммари как ОЖП
или написать про ее с ГГ отношения вбоквелл. "детство. отрочество. подонок, убери от меня свои грязные руки!"
-
-
03.10.2016 в 21:25АААААААААААААААААААААААААААААА
господи, я так ждала этот фик, И НЕ ЗРЯ
Во-первых, отличная крипота, обожаю такую.
-
-
03.10.2016 в 21:26АРТ!!!!!!!
Очень шикарно все, ОЧЕНЬ.
-
-
04.10.2016 в 00:26Я СТАРАЛАСЬ!!
Атлас!!!1111 Какой он прекрасный и героический
ищо бы ему не быть прекрасным и героическим, он же марти сью
они так идеальны вместе, что всякий раз, когда я думаю об этом пейринге, мне неловко
ТА ЖЕ ФИГНЯ. я поэтому и рейтинг полноценный с ними не могу писать. чувствую себя лишней
СПАСИБО
-
-
04.10.2016 в 08:36-
-
04.10.2016 в 11:21-
-
04.10.2016 в 12:11-
-
04.10.2016 в 13:09В этой истории все замечательно и идея, и исполнение. параллельно основной линии столько интересных мелочей, что о них бы тоже хотелось почитать в отдельности.
Арт также отрясающий. Все потрудились на славу!
-
-
04.10.2016 в 15:09теперь я точно подсяду на этот пейринг
осторожнее, бро!
-
-
04.10.2016 в 15:28*шепотом* ура!
-
-
04.10.2016 в 15:28Elvira_faery
-
-
06.10.2016 в 11:04Мне очень понравилось. Во-первых, дозорная атмосфера: Стена, зима, братья-клятвы, непонятная хрень за Стеной, очень вканонно. Во-вторых, очень понравились второстепенные персонажи, здорово прописаны, и те, кто был в каноне, и оригинальные. Даже те, кто всего пару раз появлялся очень колоритно выглядели. В третьих - сюжет, начинается все мирно-чинно, поездка по крепостям Дозора и скатывается в такой, в хорошем смысле этого слова, трэш. Ну и наконец Атлас. Атлас просто котик. Я не шиппер, но в какой-то момент начала переживать, что фик так и останется на уровне юста, но нет, автор додал
И отдельно хочется отсыпать сердец иллюстраторам. Клип офигенный, завораживающий и музыка подобрана отлично
он творит что хочет (типа ему уже ничего не страшно), разговаривает со всеми как вздумается и вообще мистер сарказм. теон получился немножко он. мне очень нравится такой Теон.
НО
-
-
06.10.2016 в 12:51читать дальше
-
-
09.10.2016 в 00:11- Знаешь, чего хочу я?
Джон улыбнулся.
- Расческу.
- Нет. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, а я после этого не грохнулся в обморок.
спасибосапсибоспасибо за этот прекрасный фик: за такого влюбленного атласа, за смелого джона, за веселых дружных братьев
и буковокотдельно хочется отметить оформление: невероятно красивый арт и очень точно у художника получилось передать эмоции сцены купания. а атлас мне напомнил эзра миллера
клип получился атмсоферным. выбор музыки - полностью передает настроение текста.
Мариза, Shugister
в общем, еще раз огромное спасибо за эту чудесную работу!
-
-
09.10.2016 в 09:02на самом деле да, ХЭ изначально было не запланированно, НО РАЗВЕ МОЖНО НЕ, ТЫ ПОСМОТРИ НА НИХ
а атлас мне напомнил эзра миллера
эзрачка отличный фанкаст на эту роль, одобряю всеми фибрами! надо в следующем макси зафигачить коллажи с ним, ага ))
СПАСИБО!!
-
-
09.10.2016 в 10:12-
-
10.10.2016 в 02:44Конец отличный!) Хотелось бы почитать немного больше о том, как они докатились до жизни такой, и что стало с испугавшим Теона явлением, но я понимаю, что тогда фик расползся бы до размеров полноценного тома ПЛИО) Замечательно, что вы устроили Джону встречу с Арьей и Сансой (я же правильно всех опознала?).
Спасибо артеру и видеру
-
-
10.10.2016 в 10:04ага, правильно )) я ваще хотела всех-всех туда собрать, но чот даже для меня слишком сладенько получилось
БОЛЬШОЕ СПАСИБО за отзыв, круто, что понравилось
-
-
12.10.2016 в 14:09Отдельно благодарю авторов видео, очень атмосферно получилось. Музыка как будто звучала у меня в голове еще до того, как нажала на плей, это очень круто
-
-
12.10.2016 в 20:54очень тоже хочу чтобы жоне любили! совсем у него нет друзей, всех разослал кого куда (( меня это и в ВЗ больше всего волнует, бггг: покажет ли мартин, что о нем вообще кто-то печалится... или всем будет ровно, что его закололи
-
-
12.10.2016 в 21:11Мне Атлас всегда нравился в книгах, а тут про него целый фик, и Атлас такой - хороший, славный мальчик с этой его влюблённостью и метаниями то в жар, то в холод по поводу Джона. Да и вообще очень люблю Дозор и дозорных, правда всё очень клёво вышло.
И спойлер
Очень классные и заглушки, и коллажи, и клип, и арт интересный, Атлас такой с восточным колоритом там.
Спасибо большое за труд автора, артеров и клипмейкера, у вас всех вышла прекрасная работа.
-
-
12.10.2016 в 21:15скорее всего, дело в том, что я неисправимый флаффер
спасибо за отзыв, мрррррр, ОЧЕНЬ приятно мне!
-
-
12.10.2016 в 21:21-
-
12.10.2016 в 22:18-
-
27.10.2016 в 02:34Жутковатая атмосфера пробирает, только чувственностью пробрало еще больше. И растрогало даже до пары слезинок.
Дорогой автор, вам все отлично удалось. Темп затягивае, заставляет прочувствовать и не торопиться. И флэшбеки о прошлом органично вписываются, в них погружаешься и не замечаешь. И второстепенные персонажи, вот эта насыщенность общими штрихами. И самое главное, вот это переполняющее чувство любви и самоотдачи.
Спасибо за этот текст.
И за то, что не забыли Теона, и вывели его, такого живого и настоящего парой фраз наблюдательного Атласа.
Пс еще не смотрел клипы, боюсь совсем разреветься от нахлынувших эмоций. Но какие заставки! На коллаже где руки прям ощутимо холодом обдало!
-
-
27.10.2016 в 02:40Нежность в обрамлении вечного льда *____*
-
-
27.10.2016 в 20:32Атлас такой заботливый неуверенный котик, прям обнять и няшить.
Джон - суровый лорд-командующий, который вообще-то очень боиться облажаться, потому что второго шанса не будет.
Отличная роуд-стори получилась. Все эти замки, дороги, безголосое пение в глухом лесу - очень приятно читать.
Синеющий Джон - это жесть же. Я пока читала, успела его похоронить несколько раз.
Да, приятно в кои-то веки видеть Теона без Рамси.
-
-
27.10.2016 в 21:41спасибо большое за хорошие слова )))
Гость, спасибо бро! рада, что да